Во втором кабинете Германа Мюллера генерал Гройнер был вынужден работать с социал-демократами, и в 1930 году он снизил уровень вступительных экзаменов на офицерские курсы до такого уровня, что их могли сдать даже кандидаты, закончившие лишь начальную школу. В том же году он заявил в рейхстаге, что в вопросах продвижения унтер-офицеров следует придавать больше значения личным качествам, чем образованию. Такие заявления (в устах бывшего вюртембергского генерала) звучали как эхо старого прусского военного кабинета, однако они никак не противоречили личным склонностям Гройнера, который даже в Берлине оставался южнонемецким демократом. Несущественные нюансы такого рода не могли внести значительных изменений в общую картину высокого образовательного уровня офицеров рейхсвера, который к тому времени был уже достаточно высоким.
В Восточной Пруссии, по ту сторону польского коридора, было труднее поддерживать этот уровень, и уж тем более подтягивать его к идеалу. Генерал Вольф, командующий 21-й пехотной дивизией в Эльбинге, выражал в связи с этим беспокойство. В откровенном личном письме Беку, занимавшему тогда пост командующего Генеральным штабом, он писал: «Молодым офицерам и всем новоприбывшим нужно еще освоиться на новом месте прежде, чем из них выйдет какой-нибудь прок. Кроме того, у нас тут много таких, кто прибыл из «небольших гарнизонов». Меня беспокоят мысли о предстоящей зиме. Как мы сможем внушить этим офицерам интеллектуальный интерес к их профессии и удержать их от местного обычая просиживать все вечера в кафе или пивных без всяких внешних стимулов, которые могли бы нам в этом помочь?» В центральных областях рейха, где условия были гораздо более благоприятными, генерал Дитрих фон Кольтиц, проведший большую часть своей жизни в Восточной Германии, старался подчеркнуть, что «во многих городах, где расквартированы войска, особенно пехотные части, и которые расположены вдалеке от больших городов, люди живут активной интеллектуальной жизнью. Выдающиеся ученые приезжают туда читать лекции в офицерских клубах, часто проходят концерты известных музыкантов, доставляются последние книжные новинки и периодические издания. Однако на все это молодые лейтенанты должны отдавать значительную часть своей поистине нищенской зарплаты». Но сейчас уже трудно установить, можно ли было считать такую ситуацию типичной.
У нас также нет достоверных сведений, могло ли и в какой степени старшее и среднее поколение офицеров, сохранившее преданность стилю, уровню культуры и социальным устоям, усвоенным ими в 20-х годах, передать в конце 30-х эти качества своим младшим собратьям. Разумеется, раздавались жалобы на «личные недостатки», на «снижение качества» части офицерства, на то, что общность взглядов теряется из-за постоянного притока молодых офицеров, усвоивших идеи, поведение и лексикон национал-социализма, несовместимые с существующим среди офицеров корпоративным духом и уровнем образования, заданным Зеектом. Точку во всех этих разноречивых суждениях поставил специальный приказ генерала Шёрнера, командующего XIX горнострелковым корпусом, 6 марта 1942 года: «Между военным и интеллектуальным лидерством нет никакой разницы. Сегодняшний солдат добивается победы своим оружием и своей идеологией». 1 февраля 1943 года, после катастрофы под Сталинградом, он воспроизвел эти идеи в новом и многословном специальном приказе, который Верховное командование затем распространило на дивизионный уровень, сочтя, что он будет способствовать поднятию воинского духа. Но это был смелый, чтобы не сказать безрассудный, вызов истории и судьбе. Более того, он был направлен против самих основ как образования, так и понятия о чести.
