— Мы хотели послать вас с Иваном Никитичем в дальнюю дорогу. А теперь не знаем, что делать.. — Вздернув плечами так, что заскрипели складки кожаного пальто, он замолчал.
В тишину ворвался голос председателя колхоза:
— Подскажите товарищу майору.
Гаврик не выдержал, часто заморгал, сдавил ладонями виски:
— Товарищ майор, я ж вам говорю… Мне показалось..
Но майору все это было известно, и он остановил Гаврика:
— А войлок зачем?
— Если он вам вредный, спалите его!
— Голова, а валенки из чего будем делать — из сладких слов? Не будут греть! — громко говорил плотник.
Гаврик лишь краем уха слышал своего защитника и продолжал, вздохнув:
— Виноват я. А Миша тут при чем?.. Он мне приказа не давал. За что ж его к ответу? Неправильно! Пускай он один… один едет!
И чтобы невольная слеза, которой Гаврик больше всего боялся, не сорвалась на щеку, он тряхнул головой и замолчал.
— Да будет вам! — вступилась Варвара Нефедовна. — Будет! — пристукнула она палкой об пол. — Мой сынок тоже положил голову, спасая раненого товарища. Гаврюша, пойди, пойди ко мне! Ты, чадушка моя, в сынка пошел… Троюродные, а схожие…
Гладя Гаврика своей широкой ладонью с шишковатыми утолщениями на суставах, бабка растроганно говорила ему на ухо:
— Поезжай в дорогу, а про Нюську не печалься и матери не вели. За крикухой догляжу. С ручательством догляжу.
— Товарищ майор, нельзя ли войлочек сюда, в сумку?.. Трофей наш, нам его положено отдать, — победно подмаргивал ребятам старый плотник.
— Что ж? По суду оправданы, — сказал майор и обратился к Гаврику: — Только ты ж, Мамченко, твердо запомни: фронтовики — народ дисциплинированный. Приказы командиров точно выполняют. А командиром у вас в дороге будет Иван Никитич… товарищ Опенкин.
Майор встал, передал Ивану Никитичу войлок, пожал ему руку, потом пожал руку Мише и Гаврику и, пожелав счастливого пути, ушел.
Дальше пошли обычные дорожные разговоры.
— Ты ж, Иван Никитич, следи да следи, — вздохнув и улыбнувшись, заметила Фекла Мамченко.
Мать Миши всего лишь похлопала сына по щеке, а плотник сказал Фекле:
— Раньше смерти не хорони. Жизнь еще не разонравилась. Так это ж без молока!.. А если коров пригоним?..
Но шутка, видать, и самому ему не особенно понравилась: чтобы исправить впечатление, он распорядился, обращаясь не столько к ребятам, сколько к их матерям:
— Завтра чуть свет надо быть в плотницкой при полном снаряжении.
Напутствовал ребят и председатель колхоза:
— Теперь, ребята, и старому и малому достается здорово. До войны я сторожевал на метефе, по-стариковски. А теперь, на собрании, выбрали и велели: «Крутись!»
