Стан Избранных (Лагерь святош) | страница 41




Бельгиец в сопровождении своей «армии» появился в порту около полудня. Утверждать, что моральный дух «батальонов» был низок, значило сильно польстить им: пожалуй, дух этот отсутствовал напрочь — так честнее. «Войска» были полностью деморализованы. Руки сикха, сжимающие допотопную винтовку, тряслись, как у недоопохмелившегося пропойцы. Предпочитая не думать о том, что происходит, он механически поднимал ноги, словно марионетка, позади своего командира, чьи узловатые колени делали его похожим на лагерного доходягу. Но дипломат был выше таких мелочей. Бельгийская выправка, англофильский стиль, высоко поднятая голова и безразличный взгляд («что бы вы ни делали, оставайтесь бесстрастными!») заставили толпу расступиться и дать ему дорогу. Море народа шипело на полуденном солнце, — бельгиец презрительно фыркнул. Он вынул из кармана большой платок и повязал им нижнюю половину лица, — точь в точь, как маршал Бужо и его легионеры в пустыне.


Несомненно, этот инстинктивный  жест, безусловно непреднамеренный, резко усилил напряжение, и без того достигшее опасной черты. Именно так восприняли это и те, кто ничего не видел, находясь в середине людской массы, но услышал в передаче свидетелей. Толпа угрожающе взревела. «Войска теснее сомкнули ряды» — охранник-сикх сжал ягодицы, чувствуя, как холодный пот катится по спине и ногам. Ствол его ружья колебался в такт его дрожащим рукам, направленный в небо, мгновенно потемневшее от мелькающих кулаков. Бельгиец, тем не менее, решительно прокладывал себе путь сквозь толпу, становившуюся всё плотней и плотней, и пробрался, наконец, к пирсу. Большое судно стояло у причала, почти такое же, как «Индийская Звезда», и по трём протянувшимся с берега трапам люди непрерывным потоком вливались в него — три взбаламученных муравейника. В основании одного из них стоял белый человек со скорбно воздетыми вверх руками.


— Что вы тут делаете? — обратился к епископу бельгиец. — Думаете, пришло время нам, реликтовым развалинам, сдохнуть? По разные стороны баррикад, разумеется!


Епископ улыбнулся и молча продолжил благословлять пассажиров.


— Вы мне напоминаете Христа, — продолжал дипломат. — Мёртвого Христа, если быть точным! Я потерял работу, но я способен это признать. И вот тут мы с вами расходимся. Вы хотите и дальше заниматься самообманом во имя бессмыслицы, которую считаете богом. Этот бог сидит лишь у вас в голове, на самом деле его не существует! Да посмотрите же, наконец, на эту массу народа вокруг, и включите мозги! Вы для них — ничто. Неприкаянный поп, расточающий бесполезную благодать! Зато я… Ну, хотя бы на минуту они поймут, что я существую, и это случится скоро, быстрее, чем они думают! А вы, ваше преосвященство, останетесь один, как перст. У них, — дипломат крутанул головой, охватывая этим жестом всё кишащее вокруг столпотворение, — нет ни малейшего представления о том, зачем вы нужны. Но вы, несмотря ни на что, продолжаете лезть к ним со своими благословениями. Вот что я вижу, дорогой патер, — ничего больше! Вы ведь благословляете их, правильно, ваше преосвященство?