но тонкая серая тетрадка нигде не попадалась, хотя он точно знал, что еще пару дней назад она лежала на пианино. Наконец он встал и решил поискать ее в библиотеке. Но по пути — пришлось идти в обход по коридору — его мысли переключились на другое: в прихожей лежали шарф и перчатки, должно быть забытые кем-то из вчерашних гостей, и еще он заметил, что дверь в кабинет жены открыта. Профессор вошел туда, хотя это было и не в его правилах, решил посмотреть партитуру на полках, плотно заставленных брошюрами и монографиями. Впрочем, он понимал бессмысленность этой затеи, так как менее всего ожидал найти свою тетрадку у жены. Его страсть к музыке она не разделяла, и всякий раз, когда профессор садился за пианино, она скромно, но недвусмысленно удалялась.
«Ладно, — подумал профессор Монтаг, — сегодня не лучший день».
Он бросил взгляд на пишущую машинку жены, и увидел наполовину напечатанный листок. Его заинтересовало, над чем она сейчас работает, и он попытался прочесть пару строк, но бросил, так как его внимание привлек лежавший рядом блокнот. Нервным, неразборчивым почерком жены был составлен черновик объявления. Судя по множеству помарок, над текстом тщательно поработали. Он гласил:
«После продолжительной и тяжелой болезни скончался наш любимый отец и супруг профессор, доктор Вольф-Герхард Монтаг».
Остальные слова были добросовестно вымараны, но в одной из таких клякс он будто бы различил многократно измененную дату, правда, числа и месяца было не разобрать, зато неисправленным четко стоял год: 1989. Как же так! Возможно ли, чтобы в собственном доме за его спиной дату его смерти выводили словно формулу заклинания на папирусе, да еще имели дерзость продлевать ее, если он не умирал в срок?
Более всего профессора Монтага поразила невозмутимость, с какой он сделал это открытие, да еще нашел в себе силы дожидаться возвращения жены, прислонившись к открытому окну библиотеки. К тому же он не ощущал соблазна прочесть этот чудовищный текст еще раз. Жены все еще не было, и он отправился на кухню выпить воды. Тело наполнилось чем-то приятным, и появилось чувство сродни уверенности, что, несмотря на две перенесенные операции, его здоровье даже улучшилось. Или он себя обманывает? Может, он находится при смерти, но близкие боятся ему об этом сказать?
Профессор пошел в спальню, разделся по пояс и стал разглядывать широкий, чуть вздувшийся шрам. Внизу, где шрам немного не доходил до пупка, он оставался еще красным. Профессор встал на весы, но явных изменений не обнаружил, хотя нельзя было отрицать, что понемногу он все-таки поправляется, — чего настоятельно требовали врачи. Не успел он сойти с весов, как услышал звук вставляемого в замочную скважину ключа, затем характерный шорох открывающейся двери, короткий вздох… В прихожей появилась жена с переполненными сумками в обеих руках.
