Том осмотрелся -- столик также был пуст.
К нему подлетела красивая молодая гречанка, которая тоже танцевала сертаки с галантерейщиком -- по правую от него руку. Она без ложной стыдливости обняла Тома за плечи.
-- Твоя девушка ушла, -- сказала молодая женщина Тому.
Как ему показалось с ноткой злорадства.
-- Куда? -- не удержался от вопроса Том.
-- Они с Ахиллом пошли... погулять, -- весело сказала она и стрельнула глазами в сторону улочки за кафе. -- Но я -- свободна. -- Девица потащила его к столикам.
-- Нет, нет, -- вежливо улыбнулся Том. -- Спасибо.
Он осторожно освободился из объятий женщины и отправился в направлении, указанном девицей.
Отвергнутая красавица пожала плечами.
Том прошел мимо столиков и вышел на улицу. Свернул за угол и сразу увидел их.
Патриция стояла, засунув руки в карманы джинс, прижавшись к белому каменному забору, покрытому самопальными надписями из баллончиков.
Галантерейщик уперся в забор руками -- по обе стороны от ее головы -- нависая над ней, словно паук над запутавшейся в сетях жертвой.
-- Согласись: любовь -- это все! Весь смысл жизни, чтобы любить. Без любви мы мертвы! -- страстно говорил черноволосый соблазнитель.
Незамеченный ими Том сплюнул в сердцах, развернулся и ушел.
И не видел, как Патриция досадливо отстранила от себя галантерейщика.
Ее утомил этот пахнущий одеколоном смазливый ловелас. Она хотела немного подразнить Тома, а не флиртовать с этим мужланом, который наверняка с Томом ни в какое сравнение не идет.
И он уже порядком достал со своими идиотскими рассуждениями о любви, нагло называя элементарный грубый секс любовью. Надо возвращаться к Тому.
Но торговец снова навалился на нее, пытаясь поцеловать.
-- Любовь -- это все! -- вновь провозгласил грек.
Патриция опять оттолкнула его и пошла к месту праздника, не оглядываясь на оторопевшего соблазнителя. Она видеть его больше не могла. Автоматически сдернула с шеи безвкусный серый шарф, пальцы разжались, оставляя данайский дар равнодушной мостовой.
* * *
Том быстро и уверенно -- не дай бог, засомневаться и передумать! -- прошел по пустынной в этот час набережной на причал, забрался на яхту, спустился в каюту и торопливо стал собирать вещи Патриции в ее большую дорожную сумку.
Он сам себя распалял, рисуя в воображении сцены совокупления Патриции с этим отвратительным галантерейщиком. И не менее отвратительными американцами, у которых она оставила такое яркое впечатление. И неизвестно с кем еще!
