II
Именно с новой кадровой политикой дирекции и была связана очередная произошедшая с Игорем история. Дело в том, что при всей привлекательности их институтской жизни в глазах, как принято было говорить, широкой научной общественности, не слишком хорошо осведомленной о конкретных деталях внутреннего бытия Института – все-таки, привычка не выносить сора из избы заложена была в советском человеке генетически, да, к тому же, многие из деликатных особенностей институтской атмосферы объяснять посторонним было очень даже непросто, могли бы решить, что зажравшиеся сотрудники привилегированного учреждения просто выпендриваются и бесятся с жиру – некоторая текучесть кадров в Институте имела место быть. Причем текли, естественно, по преимуществу те кадры, которым в результате утекания терять было особенно нечего. Оно и понятно – скажем, завлабу или старшему научному найти хорошее место, да еще с тем же уровнем снабжения и оборудования, что и в Институте, было делом непростым, так что, обстоятельно взвесив все плюсы и минусы, такие люди обычно предпочитали оставаться в Институте, даже если кое-что им сильно не нравилось. Ну, держались подальше от Директора и его присных и делали себе свою науку. Во многие других местах бывало и не в пример хуже. А вот среди многочисленных мэнээсов и старших лаборантов робинзонкрузовской манеры подсчитывать всяческие “за” и “против” еще не развилось, спрос на них везде был немалый, а прелести независимых исследований и загранкомандировок им пока что не причитались по их невысокому иерархическому положению, так что терять им было мало чего и на подъем они были куда легче. Потому периодически и уходили в поисках лучшей доли. А мелким и средним начальникам вроде Игоря надо было заполнять ставки новыми квалифицированными кадрами. Жизненная, так сказать, рутина.
В тот момент Игорь искал старшего лаборанта, пригодного для работы с животными. Парень, который делал эту работу в лаборатории уже два с лишком года и Игорю очень нравился, резко решил уходить. Дело в том, что парень этот помимо своей лабораторной деятельности сильно увлекался ездой на мотоцикле и все свободное время проводил со своими друзьями из только зарождавшегося тогда в Союзе движения байкеров. Естественно, что и свой внешний облик байкер-лаборант или лаборант-байкер – кому что больше нравится - поддерживал в соответствии с требованиями своей малой социальной группы: ходил в черной коже, мотоциклетный шлем снимал, похоже, только в лаборатории и, может быть, в постели, щеголял наколками на всех доступных взгляду местах, в одном ухе носил круглую серьгу, а в другом просверленную пулю – ну, в общем, понятно. Игоря все это слегка веселило, но смущало не слишком, поскольку работал парень действительно хорошо и с умом, а вот Директор, с которым кожаный юноша, находясь при полном своем байкерском параде, имел неприятность столкнуться в институтском коридоре, выдал ему по максимальной программе, в самой, мягко говоря, неделикатной манере, да еще и в присутствии сновавших по коридору сотрудников, растолковав парню, что выродкам и дегенератам в его Институте не место, а место им в лагере (и, естественно, не в Артеке) или, если сильно повезет, в цирке, что вахта получит немедленный приказ не впускать никаких клоунов в здание Института, и что сам урод должен немедленно исчезнуть в ближайшем сортире и оставаться там, пока не сведет своих дурацких татуировок и не засунет себе вынутую из уха пулю сам должен понимать куда. Получасом позже, после того, как Директор выяснил, к чьей лаборатории несчастный “ангел ада” приписан, свою порцию помоев получил и Игорь. Ну, Игорю-то было не привыкать, так что он, упав в дерьмо, отжался, облизнулся и пошел работать, а вот сильно гордый лаборант однозначно высказался, что, дескать, в заведении, где начальником такой мудак и хам, он оставаться не собирается, и как ни пытался Игорь его отговорить, обещая надежно прикрыть от всех возможных неприятностей, заявление об уходе подал на следующий же день. Вот Игорь нового лаборанта и искал.
