Конечно, вряд ли бы Босс стал на самом деле менять Директора на Знаменского. Сказано это было, скорее, в состоянии обшей ажитации и для вящего устрашения. Но Директор такие веши принимал очень даже всерьез, разумно рассуждая, что в деле, где на карту поставлены все жизненные планы, лучше перебдеть, чем недобдеть. Так что о его активности в течение остававшейся до выборов недели можно слагать легенды. Начал он с того, что собрал у себя тех из институтских руководителей подразделений, которые пользовались его относительным доверием. Абсолютным доверием, да еще на фоне истории со Знаменским, у него, естественно, не пользовался никто. Поскольку у каждого из них был хоть один знакомый членкор или академик из отделения, по которому предполагалось избрание Борика, то немедленная соответствующая обработка этих знакомых вменялась им в прямую служебную обязанность. Ссылки на то, что неудобно, что отношения недостаточно близки или знакомства недостаточно коротки, рассматривались как саботаж. Особо туго должно было придтись тем, кто форсу ради приписал себе более тесные связи с научными сливками, чем имел на самом деле, но тут им корить никого, кроме себя, не приходилось. Игоря чаша сия миновала, поскольку его университетский наставник числился в Академии по другому отделению. Впрочем и его, учитывая его общую влиятельность, все равно было велено ознакомить с ситуацией - вдруг сможет хоть кому нужное слово сказать. Остальным было указано со своих знакомых выборщиков не слезать, пока они не пообещают проголосовать против Знаменского. Сам Директор висел на телефонах, ежечасно куда-то отъезжал и, по слухам, даже дома появлялся заполночь. Даже в день голосования его еще видели хватавшим кого-то за руки и отводившим в сторонку на словечко прямо у входа в зал, где заседало отделение. Что он им говорил и что предлагал, не знал никто, но, судя по вполне довольному выражению его лица, дела продвигались неплохо.
Знаменский чувствовал, что вокруг него творится нечто непонятное и явно плохое, но понять толком ничего не мог. Босс и Директор его не принимали, ссылаясь на срочные дела именно в связи с надвигавшимся общим собранием Академии, а члены отделения, только что бывшие чуть что ни лучшими друзьями, начинали от него шарахаться, ничего при этом не объясняя. Тем не менее, он с радостным лицом терся в коридорах здания, где заседали отделения, и ждал объявления результатов голосования. Те, кто видел его лицо, когда было официально сообщено, что профессор Знаменский получил на два голоса меньше, чем было необходимо для избрания, говорили потом, что лучше бы они этого зрелища не видели никогда. Добрых пять избыточных голосов превратились в два недостающих самым мистическим образом! Впрочем, скорбь Борика компенсировалась неприкрытым восторгом все отдавшего для победы и в итоге победившего человека на лице Директора. Знаменский, севший, как говорится, в ящик по самый хрящик, кинулся выяснять, что произошло.
