пить, он бы не пил. Конечно же мы, вслед за Аристотелем, можем заметить, что человек порой прекрасно понимает, что привычка к пьянству не приведет его к истинному счастью, и все–таки продолжает пить. Это, вне всякого сомнения, так, и критика Аристотеля вполне обоснованна, но здесь нам следует отметить (вместе со Стейсом), что, если человек лично глубоко убежден, что пьянство – это зло, он ни за что не станет пить. Это не отрицает доводов Аристотеля, но помогает нам лучше понять точку зрения Сократа. И разве его аргументы не выглядят убедительными с психологической точки зрения? Человек может понимать умом, что пьянство не дает счастья и унижает человеческое достоинство, но под влиянием импульса он может как бы «позабыть» об этом, сосредоточившись на состоянии опьянения, которое помогает ему на время избавиться от чувства неудовлетворенности жизнью. Наконец это состояние и желание выпить полностью овладевают его мыслями, и человеку начинает казаться, что выпивка – это истинное благо. Когда же приподнятое настроение, вызванное выпивкой, проходит, он вспоминает, какое зло приносит пьянство, и признается самому себе: «Да, я поступил неправильно, зная, что причиняю себе вред». Но факт остается фактом – в тот момент, когда человек поддался импульсу, это знание было вытеснено из поля его моментального внимания.
Конечно, не следует думать, что Сократ отвергал все, что приносит человеку удовольствие. Мудрый человек понимает, что умение владеть собой дает больше преимуществ, чем неумение; способность быть справедливым предпочтительнее стремления к несправедливости; храбрость предпочтительнее трусости – все это дает истинное здоровье и помогает достичь душевного равновесия. Сократ, вне всякого сомнения, считал, что удовольствие – это благо, но он был уверен, что истинное удовольствие и счастье на долгие годы даются не безнравственным, а высоконравственным людям и что счастье заключается вовсе не в богатстве.
Хотя мы не можем принять идею Сократа о том, что добродетель – это знание, и согласны с Аристотелем, что моральная слабость – это факт, который ускользнул от внимания Сократа, тем не менее мы должны отдать должное этической теории Сократа. Ибо рациональная этика должна строиться с учетом человеческой натуры и всего хорошего, что в ней заложено. Так, Гиппий допускал существование неписаных законов, но исключал из их числа законы, разные в разных городах–государствах, отмечая, что запрет на сексуальные отношения между родителями и детьми не является всеобщим. Сократ справедливо возражает ему, что расовая деградация, возникающая в результате таких отношений, вполне оправдывает этот запрет
