История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I | страница 56



Глава 10

ДОсократова философия: Выводы

1. Часто говорят, что греческая философия вращается вокруг проблемы Единого и Многого. Уже на самых ранних стадиях ее развития мы встречаемся с концепцией единства: вещи превращаются друг в друга – поэтому должен существовать какой–то общий субстрат, какой–то исходный принцип, какое–то единство, лежащее в основе разнообразия. Таким общим принципом Фалес называл воду, Анаксимен – воздух, Гераклит – огонь. Они выбрали разные элементы, но все трое верили в исходный принцип. И хотя сам факт изменения – то, что Аристотель называл «субстанциальным изменением», – мог натолкнуть ранних космологов на идею об исходном единстве Вселенной, было бы ошибкой считать, что они пришли к этой идее в результате своих занятий физической наукой. Если говорить о строгих научных аргументах, то космологи не располагали достаточным количеством достоверных данных, чтобы сделать вывод о единстве Вселенной, и еще меньше данных у них было, чтобы утверждать, что исходными элементами являются вода, огонь или воздух. Истина заключается в том, что ранние космологи осознали единство Вселенной с помощью интуиции: они обладали тем, что мы назвали бы даром метафизической интуиции, чем и заслужили себе славу и завоевали достойное место в истории философии. Если Фалес удовольствовался заявлением, что Земля появилась из воды, то мы должны, как заметил Ницше, согласиться, «что это всего лишь гипотеза: неверная, но, тем не менее, с трудом опровергаемая». Но Фалес вышел за пределы простой научной гипотезы: он поднялся до метафизической доктрины, которая гласила: «Все есть Единое».

Позвольте мне еще раз процитировать Ницше: «Греческая философия, похоже, началась с нелепой выдумки, с предположения, что вода – основа всего, то материнское чрево, из которого появились все вещи. Стоило ли принимать это всерьез? Да, и вот почему: во–первых, потому, что это высказывание пыталось объяснить нечто о происхождении вещей; во–вторых, потому, что это было сделано без привлечения чисел и мифов; и, наконец, в–третьих, потому, что оно содержало, пусть даже в зародышевом состоянии, идею, что Все есть Единое. Первая причина оставляет Фалеса в компании религиозных людей, полных предрассудков; вторая, однако, уже позволяет ему покинуть эту компанию и показывает его прирожденным философом; но благодаря третьей Фалес становится первым греческим философом»>1.

Эти слова справедливы также и в отношении других ранних космологов; люди вроде Анаксимена и Гераклита тоже распрямили крылья и взлетели над тем, что можно доказать с помощью данных простых эмпирических наблюдений. В то же самое время их не удовлетворяло ни одно мифологическое объяснение, ибо они искали действительный принцип единства, конечный субстрат изменения, и то, что они утверждали, они утверждали со всей серьезностью. Они имели понятие о мире как целом, как системе, управляемой законом. Их идеи были порождены разумом или мыслью, а не воображением или мифологией, поэтому они заслуживают звания философов, первых философов Европы.