Перед отъездом из Шахрисабза Тимур украсил родной город. Он построил на могиле своего отца небольшую гробницу с золоченым куполом; снес старый глиняный дворец, где блистала красотой Алджай, – на его месте построил более внушительное здание с входом под высокой аркой, окруженное уютными двориками. Здание было воздвигнуто из белого кирпича, и соплеменники прозвали его Ак-Сарай, Белый дворец. Эмир наведывался сюда для зимнего отдыха, если не находился в это время в походе. Ему всегда доставляло удовольствие видеть залитые солнцем луга в своей долине, а также снежную вершину Его Величества Соломона, сияющую сквозь дымку.
Державные интересы позвали Тимура в Самарканд с его полуразрушенными дворцами, а не в Бухару, тогда небольшой городок с медресе и библиотеками. Много лет назад Александр Македонский убил в Самарканде одного из своих самых надежных командиров, младшего брата своей кормилицы, Клита. Сто пятьдесят лет назад в городе останавливался во время своего похода Чингисхан.
«Это один из величайших, прекраснейших и великолепнейших городов, – писал о Самарканде Ибн Батута, путешествовавший по земле гораздо больше, чем Марко Поло. – Он расположен на берегу реки, называемой рекой гончаров. На берегу много водяных мельниц и арыков, поставляющих воду в сады. Люди собираются у реки после вечерней молитвы, чтобы погулять и развлечься. В городе много домов с балконами, чайхан и лавок, где продаются фрукты. Там имеются большие дворцы и памятники, свидетельствующие о высоком моральном духе горожан. Большая часть города разрушена, а еще часть разорена – вокруг нее нет стены или ворот. За пределами города нет садов».
Итак, Тимур оказался в Самарканде посреди фруктовых садов и шелковичных рощ. Горожане неплохо жили под лучами яркого солнца, поднимавшегося над горами, дыша свежим бодрящим воздухом. Они не нуждались в тяжелом изнурительном труде, поскольку местная бурая почва давала по четыре урожая в год, а по арыкам текла чистая вода, которая через большой акведук на набережной поступала по свинцовым трубам в каждый дом. Они ежедневно слышали клацанье ткацких станков, ткавших ткань красного цвета, столь желанную в Европе, – кырмызы, или звук капель водяных часов. Они умели делать лучшую в мире бумагу, а через ворота города проходили торговые караваны со всех концов света. Приятно было послушать астролога, поставившего свою лавку под аркой, или понаблюдать сидя танцы дрессированных коз. Что касается развалин, то они оставались развалинами. «Что бы Аллах ни делал, – говорили самаркандцы, – все к лучшему».
