Лидка вошла в узкую комнатку с обнаженными канализационными трубами, которые были покрыты паутиной и слизью. Задвинула дверь на щеколду, стянула с себя блузку. Набрала в ладонь горьковатую воду и оросила не слишком упругие выбритые подмышки, глядя на которые можно было задать себе вопрос о смысле жизни.
Внезапно в закрытую дверь постучали.
— Кто там? — спросила она, не очень испугавшись, потому что подобный стук льстил любой неодетой женщине.
Из-за двери послышалось мычание молодого осла.
Лидка отодвинула щеколду и увидала Игорька, переминавшегося с ноги на ногу, будто ему хотелось в уборную.
— Чего тебе, убогий? — спросила она по-простому, как могла бы спросить добродушная помещица купленного за бесценок крестьянина.
Игорек не ответил, а только жалко улыбнулся. Она стояла перед ним почти голая, в узком полупрозрачном бюстгальтере. В его улыбке ей показалось нечто подлое.
— Даже и не думай, — отрезала Лидка. — Знаешь, когда нашу улицу переименуют из улицы Дружбы в улицу Любви?
Игорь нечленораздельно замычал и мотнул своей большой непутевой головой.
— Когда тебя здесь не будет. Уматывай. — И захлопнула перед ним дверь.
Смоченным в воде полотенцем обтерла усталое лицо. Освежила подмышки. Подула на прядь волос, выбившуюся из прически.
Но вышла из подсобки, как ветер, молодая, красивая и готовая на все.
Увидала, что в кресле сидит диковатое существо лет шестнадцати, у которого все позади.
— Отдай ее мне, — попросила Лидка у своей напарницы, как опытная хищница.
Та с готовностью махнула рукой, потому что работать не хотела и родилась не для этого — ей всю жизнь казалось, что она должна была стать знаменитой актрисой и подписывать автографы с ледяным равнодушием ко всем прочим неудачникам.
— Зачем пришли, девушка? — спросила Лидка клиентку, уронив на пол гребешок и наскоро обтерев его о свой халат.
— Мне бы… видал сассун, — пропищала та, как пищит котенок, которому наступили на хвост.
Лидка с сомнением окинула ее с ног до головы. Клиентка была совсем зеленой в прямом и переносном смысле, с тонкими куриными ногами плетью и в юбочке, не закрывавшей до конца мечту престарелых мужчин. Пупок был проколот интимной булавкой, прыщи на лице были расцарапаны и закрашены наскоро французской косметикой, сделанной в провинции Сычуань.
— Какой тебе сассун? — по-матерински добро спросила парикмахерша. — У тебя вся жизнь позади. Тебе известно, что полный сассун укорачивает на фиг голову?
— А мысли? — спросила клиентка.
