— Даёшь слово? — спросил я Федьку, который слушал нас, точно иностранец, ничего не понимая.
— А что говорить-то? — спросил Федька. — Я пока ничего не знаю.
— Нет, — снова запротестовал Павлик, — для Федьки дать слово всё равно что лишний раз подножку подставить. Пусть произнесёт клятву. Самую страшную!
— Это ещё зачем? — опешил Федька.
— Чтоб государственную тайну не разболтал, — пояснил я.
Павлик вдруг снова потянул меня к двери:
— Пошли лучше. Не верю я ему.
— Стойте! — рассердился Принц-Федька, которого наш разговор уже заинтересовал. — Вы меня ещё не знаете. Если какая тайна, я могу камнем быть. Не беспокойтесь.
Я переглянулся с Павликом и, получив его молчаливое согласие, сказал Принцу:
— Надень пионерский галстук!
Он послушно надел.
— А теперь сделай салют и повторяй за мной, — приказал я и, оглядевшись по сторонам, таинственно заговорил: — «Если я, ученик четвёртого класса «А» Фёдор Батов, нарушу эту клятву… — Я остановился, чтобы Федька повторил сказанные мной слова. Он повторил, и я продолжал: —…и пророню хоть одно слово из того, что услышу сейчас от ЮНСОТов ГИНМа Павлика Хохолкова и Пети Мошкина…»
— Что такое ГИНМ и ЮНСОТы? — остановил меня Федька.
— ГИНМ — это Государственный институт научной мысли, — объяснил я, — а ЮНСОТы — его юные сотрудники.
— Вы его сотрудники?! — изумился Федька. — Почему?
— «Почему да отчего»! — сердито перебил его Павлик. — Сначала дай клятву, а потом расспрашивай.
Я ещё раз повторил для Федьки то, что уже сказал, и задумался. Нужно было придумать такую страшную клятву, какую Федька ни за что бы не нарушил. Я напряг все свои мысли и сказал:
— Если выдашь эту тайну, то обязуйся у всех на виду съесть дохлую лягушку и забраться по водосточной трубе на крышу нашего дома.
— Кому это нужно! — недовольным тоном оборвал меня Павлик и покачал головой. — Младенец ты, Мошкин! Лягушки у восточных народов считаются лучшим блюдом, а лазить по водосточной трубе дворник не позволит. — И, напустив на себя загадочно-строгий вид, он сказал Принцу-Федьке шёпотом: — Повторяй за мной: «Если с моих губ сорвётся хоть одно слово из того, что я узнаю… (Федька повторил), то первую же ночь, которая наступит после моей подлой измены, я проведу на городском кладбище… (Федька повторил.) А с наступлением весенних дней и до поздней осени я ни разу не сыграю в футбол и не искупаюсь».
Это, конечно, была очень сильная клятва. Всё лето не играть в футбол и не купаться — поневоле будешь держать язык за зубами. Я думал, Федька начнёт спорить, но он повторил эти два обязательства, даже глазом не моргнув, а в конце ещё добавил от себя громким шёпотом: «Клянусь, клянусь, клянусь!» После этого Федька немедленно потребовал, чтобы мы открыли ему нашу тайну.
