От ясного представления масштабов этой работы могли опуститься руки, но… Кручинин знал, что они не должны опускаться ни, у него, ни у его сотрудников. Работа должна была быть проделана во что бы то ни стало. Последний "медвежатник", кто бы он ни был ― осколок ли прежних времен или новый выученик какого-нибудь ушедшего на покой зубра, ― должен быть выловлен и изолирован.
Со всех концов Союза, из городов, где работали большие аппараты Уголовного розыска, из городков и районов, где весь розыск был представлен одним уполномоченным, из сельских местностей, где вовсе не было уполномоченных и их функции лежали на одиноком сельском милиционере, ― отовсюду текли сведения о наличии или отсутствии зарегистрированных уголовников подходящей квалификации. Места заключения ― тюрьмы, лагеря, дома предварительного заключения, ― все сообщали о содержащихся в них субъектах, хотя бы отдаленно подходящих к установочным данным Кручинина.
Почтовые штемпеля от Владивостока до Минска и от Мурманска до Батуми пестрели на приходивших пакетах. В большинстве своем пакеты эти приносили краткое сообщение о том, что подходящих личностей не обнаружено. На весь Советский Союз оказались зарегистрированными всего девяносто два субъекта, причастных когда-то к делам по взлому несгораемых шкафов. Но и тут нужна была существенная поправка: регистрация была значительно растянута ― начало ее относилось к дореволюционным временам.
― Н-да, ― бормотал Кручинин, просматривая очередное сообщение.
На девяносто выявленных фигур приходилось около семисот фамилий. Даже при уверенности, что все сведения точны, нелегко было разобраться в такой коллекции. У этого собрания был один существенный изъян: больше половины людей пребывало теперь в неизвестности, о многих даже нельзя было сказать, живы они или нет.
― Изъян, конечно, немаловажный, ― поглаживая бороду, произнес Фадеич, ― однако же, ― он с почтительной осторожностью придвинул свой стул к столу Кручинина, ― поглядим.
Чем больше трудностей вставало на пути расследования, тем больше это дело захватывало Грачика. От прежнего внутреннего сопротивления необходимости заниматься "раскопками" давно ничего не осталось. Он со вниманием и интересом следил за работой Кручинина и привлеченного им в помощь Фадеича.
Старик принялся перебирать карточки. Одни из них он откладывал влево, другие ― вправо, третьи клал перед собой. Он занимался своим делом молча, сосредоточенно. Время от времени он поправлял съезжавшие на кончик носа очки, завертывал очередную самокрутку из невыносимо крепкого табака. Этот табак ему присылали откуда-то с юга бывшие правонарушители, и он гордился тем, что курит не такой табак, как прочие, а взращенный руками тех, кого когда-то он "вылавливал".
