– Все, умолкаем!.. Поговорим потом, за ужином... – опять наклонившись к Замелькацкому прошептал миллиардер. – Там мне обещали одно очень хорошее вино... Как ты относишься к хорошему вину?
– Отлично!..
– Артем, я же тебя просила!.. Папа, зачем ты пригласил меня в театр? Чтобы не давать посмотреть спектакль?!.. Если тебе так понравился Артем, пригласил бы его одного?..
– А вот и приглашу!.. А, Артем?..
– Да я... Собственно...
– Все умолкаем!.. Не будем мешать Ариелле смотреть... Поговорим позже, за ужином...
Весь этот разговор произошел очень быстро, энергичным шепотом, в то время как раскрывался занавес, а прожектора начали выхватывать сцену из мрака...
Замелькацкий заерзал в своем кресле. Оно, как назло, оказалось скрипучим... Краем глаза он заметил, что от этого звука Ариелла вздрогнула и посмотрела на него. Но правда тут же и отвернулась...
У него была некоторая слабая надежда: атака не повторялась, так быть может то капитальное расслабление, которое он испытал после нее, продлится в течение всего спектакля. Но он недаром ерзал, – он чувствовал, что надежда – лишь иллюзия. Атаки подобной дьявольской силы прекратится не могут в принципе. То есть могут, но лишь в одном случае – когда достигнут той цели, для которой и предназначила их сама природа.
Стараясь не особенно шевелится, так чтобы не заскрипело опять кресло, Замелькацкий положил руки на колени – так было очень неудобно и неловко. Гораздо удобнее было положить их на живот, но делать это он боялся, вполне резонно полагая – это может спровоцировать новую атаку.
Теперь, как ему казалось, его посадка оптимальна – сама по себе она не могла вызвать новых коловращений в желудке. Он, конечно же, смотрел при всем при этом на сцену: там уже начался спектакль, сознание его фиксировало и реплики актеров, и сюжет. И даже, быть может, поскольку он пребывал в более взвинченном, нервозном и перевозбужденном состоянии, чем обычно, и сознание его было обострено сильнее обычного – сильнее, чем когда в прошлые разы бывал он в театре, а потому – и развитие пьесы и актерская игра воспринимались им острее, лучше... То, что он посмотрел в этот вечер в театре стало для него одной из самых запомнившихся театральных постановок в его жизни. И неважно, что шедшая современная пьеса была не так хороша, как можно было судить из рекламной кампании, проведенной перед премьерой, игра актеров – более, чем посредственна, а режиссерская работа... Что ж, Замелькацкий вовсе не был знатоком театра, чтобы суметь оценить или наоборот не оценить работу режиссера. Одно было точно – вовсе не режиссер спектакля обострил все его ощущения, но то, что они были так обострены, приводило к очень живому восприятию режиссерских задумок, если таковые вообще в этой постановке существовали!..
