Что он мог сказать о штурмане, который выбросился с парашютом и был расстрелян врагами в воздухе, и о стрелке Васильеве, который не принадлежал к его экипажу, - свой был послан на станцию разгружать боеприпасы?.. Разве что чувствовал по вибрации фюзеляжа, как он отчаянно отстреливался, пока за это немцы его не наказали. Тело Чугунова и на земле еще помнило дрожь металла, как если бы Васильев жил и стрелял в том месте неба, которое недавно пересекла обреченная машина. Но Чугунов есть Чугунов. Возвращаясь в часть поездом местного сообщения, благо, аэродром находился возле станции, он все же нашел в столь быстро закончившемся полете два положительных момента. Первый относился к нему самому - на этот счет он сильно не распространялся, хотя бы из чувства суеверия, - управление самолетом сохранил, самолет посадил. Доверился бы ему штурман, остался бы на борту, возможно, сидел бы с ним рядом на вагонной скамейке. Второй -Вася Васильев. Вася не сбил, но мог сбить ганса, мог проучить этих наглецов, ведь шли на рожон, как на тряпичный "рукав". А могло получиться по-другому...
Тут объявился контролер:
- Ваш билет, товарищ военный.
Вот без понимания дурень. Что ему рассказать, как объяснить "непредвиденные обстоятельства": должен был воздухом домой возвращаться, а вот, пришлось на колесах и "зайцем".
Формальный попался мужчина. И военных, видно, не уважает. Чего с ними чикаться - бегут по всем фронтам.
- Сколько штрафу-то? - спросил. Может быть - отвяжется.
А тот на скамейке место занимает и с керосином протирает:
- Нехорошо ездить без билета. А еще военный, командир...
- Сколько штрафу-то?
Народ происшествием заинтересовался.
- А я специально, - воспитывает контролер, - с вас штраф брать не буду. Чтобы стыдно было.
- Советую, товарищ контролер, штрафом ограничиться. И перед вами мне не стыдно, и, думаю, ни перед кем стыдно не будет.
- Ну, если вы до такого дошли, тогда платите штраф.
- Вот это разговор! Только денег у меня с собою нет. В казарме на рояле оставил.
Контролер плюнул и ушел, а народ развеселился. И тогда вдруг горько стало и за штурмана, и за Васильева. Не ездить им больше в пригородных поездах. Не слышать смех человеческий.
2
Солнце уже закатилось. Садился с выключенным мотором. Предполагалось, что, если приземлится чужой самолет, например, транспорт с диверсантами, их уничтожит вон тот белобрысый красноармеец в обмотках и с трехлинейной винтовкой, туго соображающий, откуда взялся этот У-2 с нахальным пилотом. Привыкая к тишине, прошел мимо Длинного Карабина, как про себя окрестил караульного бойца. Путь через поле к командирскому домику показался длинным и скучным.
