Таня отшатнулась в глубину комнаты. Внезапное озарение повергло ее в шок. Сердце забилось, как сумасшедшее, виски сжало стальными тисками. Она знает эту женщину! Очень хорошо знает! Перед мысленным взором крупным планом высветилось лицо. Как будто объектив фотокамеры настроили на увеличение кадра. Но как Таня ни силилась, имени этой женщины она так и не вспомнила.
Наверное, прав доктор Кречетов, и все ее «воспоминания» не более чем обман, ловушка измученного сознания. Ложные воспоминания, или, говоря научным языком, конфабуляция...
– Я схожу с ума, – простонала Таня, рухнула на кровать и свернулась калачиком. Ужасно захотелось курить. Она закрыла глаза, вдохнула воображаемый табачный дым и задумалась. Происходящее в больничных стенах представлялось ей все более и более странным.
Все началось с исчезновения свекрови. Валентина Васильевна перестала вдруг приходить, хотя до этого регулярно, ежедневно посещала Таню. Обещала принести фотографии, и с тех пор – все. Как в воду канула. Таня спросила Сергея. Он растерялся, стушевался и буркнул что-то насчет материной болезни. Потом пропала медсестра Нина, чему предшествовала загадочная сцена. Это случилось пару дней назад. Таня закрыла глаза и попыталась зрительно, шаг за шагом, восстановить в памяти это событие.
Вот она, очумевшая от сидения в крошечной палате, больше похожей на тюремную камеру, вышла в коридор. Не коридор, а скорее тамбур. При дневном свете он выглядел еще меньше, чем показалось во время ее ночной вылазки. У окна – кадка с экзотическим растением. Его листья, глянцевые и дырявые, похожи на пластмассовые. Таня потрогала их. Нет, настоящие. Прохладные и гладкие. Затем подошла к окну, узкому и высокому, как бойница. Посмотрела в него. Поняла, что внизу, очевидно, главный вход в клинику. Широкая подъездная дорога вела от здания к массивным железным воротам, переходящим в высокий каменный забор. За забором маячил торец дома, увенчанный черепичной крышей. Она увидела у ворот вооруженного охранника и утвердилась в мысли, что лежит в психиатрической клинике. Вряд ли обычную городскую больницу будут так сторожить.
Собралась уже вернуться в палату, как вдруг услышала сдавленный крик. Кричала женщина:
– Я больше так не могу! Это невыносимо, пойми! Если ты не хочешь, я сама пойду к ней и все расскажу! У меня больше нет сил, я не железная, в конце концов. Я живая, слышишь? Живая!
Таня подкралась к двери, за которой разыгрался спектакль. Но тут раздались стук, треск, и дверь распахнулась. Таня еле успела отскочить в сторону. Увидела заплаканную Нину с опухшим красным лицом, растрепанными волосами. Из-под ее расстегнутого халата мелькнуло голое тело. Сгорая от стыда, Таня отступила в сторону. Нина, заметив ее, побледнела. Запахнула халат, захлопнула дверь, загородила ее собой. Тихо произнесла:
