В фойе установили накрытые столы с шампанским и легкими закусками. Смех, шум, блеск бриллиантов, часов «Ролекс» и силиконовых декольте. Обрывки ничего не значащих фраз.
– А вы не пробовали талассотерапию?
– Прелестная лампа от Тиффани. Дивная... И стоит копейки. Три, что ли, тысячи долларов или четыре, не помню...
– Говорят, приедет сам президент!
– Такого роста курса акций на бирже давно не было...
У Дроздовской закружилась голова. Она сжала пальцами виски. Олененок Бэмби там, в стеклянном стерильном боксе. Ему страшно, одиноко. А она здесь, в этом никчемном мире мишуры и напяленных масок...
– Дорогая, не хочешь бокальчик шампанского? – ласково спросил муж. Он явно наслаждался светской вечеринкой, купался в откровенных женских взглядах. С удовольствием позировал перед телекамерами. Ноги на ширине плеч, одна рука в кармане брюк, в другой – бокал с искрящимся шампанским, чисто выбритый волевой подбородок с очаровательной ямочкой поднят вверх... «Джеймс Бонд, ей-богу! Секс-символ! Кто бы мог подумать», – усмехнулась про себя Наталья. Кто бы мог подумать, что нищий аспирант из Нижневартовска, которого Дроздовская подобрала несколько лет назад, превратится в эдакого денди.
Наталья с трудом улавливала смысл происходящего на сцене. Видимо, действо было талантливым, остроумным. Зал ревел от восторга. Муж хохотал, как безумный. Периодически доставал белоснежный платок и утирал им выступившие от смеха слезы.
«В антракте поеду домой», – решила Наталья. Она еле дождалась окончания первого акта.
– Как домой? – растерялся муж, теребя в руках норковый жакет жены. – Зачем домой?
– Хочешь – оставайся, – раздраженно бросила Наталья, влезая в рукава.
– Наталья Андреевна, голубушка! – услышала сквозь зрительский гвалт Дроздовская. Повернулась на зов. К ним, продираясь через толпу и вытирая на ходу лысину, приближался Яков Борисович Пескарь, зав. труппой театра. Когда-то он приводил к Наталье на консультацию своего якобы племянника. Белокурого женоподобного юношу с нежной розовой кожей, с симптомами депрессии и бессонницы. Наталья сильно сомневалась в их с Пескарем родстве. – Куда вы? – одышливо прокашлял Яков Борисович.
– Неважно себя чувствую, – грустно улыбнулась Дроздовская и протянула Пескарю ледяную ладонь в знак приветствия. – Очевидно, грипп. В такое время года всегда эпидемия.
– Но как же так? – сморщился Пескарь, на всякий случай отходя подальше. – Михал Михалыч очень хочет вас видеть! Прошу вас, умоляю! Зайдите к нему хоть на пять минут! Пожалуйста! – Он в отчаянии затряс толстым подбородком, покоившимся на ярком шелковом шарфике.
