Она бежала по выжженному солнцем полю. Торчащие из земли острые, как копья, стебли, в кровь ранили босые ноги. Бежать было трудно. Воздух застыл, загустел, как кисель. Обезумевшие солнечные лучи испепеляли кожу. Легкие заполнились пылью, забились насекомыми и иссохшим сеном и, казалось, могли лопнуть в любой момент. Но бежать было необходимо – впереди, за горизонтом, скрывалось спасение. Там, послушная благодатному ветру, колыхалась зеленая трава, пели птицы, журчал ручей. Сзади же – сплошь мертвая пустыня. И хотя женщина ни разу не обернулась, она знала это точно. Еще она знала, что люди без лиц, люди-трещины преследовали ее по пятам. Они хохотали, свистели и шептали искаженными голосами:
– Ана, деус, рики, паки,
Дормы кормы констутаки,
Деус, деус, канадеус – бац!
– и в спину ей впилось шарообразное колючее существо. Перекати-поле.
Эне-бене рики-таки
Буль-буль-буль караки шмаки,
Эус деус краснодеус – бац!
– перекати-поле вцепилось в длинные светлые волосы. Принялось раскачиваться на спутанных прядях, как на качелях. Все выше, все дальше, вот оно впечаталось в нежную плоть, вспороло ее, словно плеть палача. Причмокивая, проникло внутрь.
Бежать еще быстрее, вот все, что ей оставалось. Но силы на исходе, «перекати-поле» отлично делало свою работу, пожирало ее, высасывало жизненные соки. Люди-трещины с обтянутыми щелястой кожей овалами вместо лиц становились все ближе. Вот уже скрюченные пальцы с кривыми когтями вонзились ей в шею...
– Нет! Нет! – крикнула она, схватившись за горло, и рывком села в постели. И тут же рухнула обратно – сильно закружилась голова.
За больничным окном покачивалось серое предрассветное марево. Длинные зловещие тени нависали со всех сторон. Таня протянула дрожащую руку, чтобы включить ночник. Игла, торчащая из вены, потревоженная резким движением, выскочила. Виниловая трубка, естественное продолжение иглы, по которой в кровь поступала неведомая жидкость, подпрыгнула и закружилась в воздухе, как живая. Над изголовьем кровати замигала, зашлась писком красная лампочка. «Капельница? – испугалась Таня. – Зачем? Мне хуже?» В коридоре раздались торопливые шаги, с шипением вспыхнули яркие лампы, и в распахнутой двери возникла медсестра Нина.
