– Прекрати, прекрати, прошу тебя, – забормотала Катя, – не надо, Мариша...
Снова приторный цветочный запах. Яркая вспышка. Роскошная кухня, отделанная по последнему слову техники, исчезла, уступив место комнате, тонувшей в полумраке мерцающих свечей. На низком мягком диване – двое. Он и она. Голова к голове. Причудливые дрожащие тени отражаются на стенах. Лиц не видно, только затылки. Они тихо перешептываются о чем-то. Катя не может разобрать слов, мешает музыка. Стинг слишком громко поет.
– Эй, что с тобой? – Катя моргнула и снова оказалась на просторной светлой кухне. – Ты в порядке? Слава богу! – Марина быстро подошла к Кате и порывисто ее обняла. – Ты прости меня. У меня нервы ни к черту. Прости, хорошо?
– Да ладно, ерунда. – Катя махнула рукой. – Марин, а что все-таки ты имела в виду, когда сказала «они сделали»?
Марина поджала губы, помолчала, горько вздохнула.
– Что-то произошло накануне, перед тем как Лешка пропал. Не могу сказать что. Он вернулся домой взволнованный, на грани паники. Метался по квартире, как загнанный зверь. Я пыталась выяснить у него, что случилось. Но он так странно на меня посмотрел, глаза у него пустые такие были, словно он привидение увидел. Так ничего и не сказал. Мы даже поссорились. А потом ему позвонили, он ушел и все...
Позже, в вагоне метро, Катя пыталась осмыслить сказанное Мариной. Ей почему-то казалось, что Марина скрыла что-то важное. Они не договорили – вернулась из школы Варя, и Катя засобиралась домой. Да и чувствовала она себя паршиво. Слабость, головная боль, тяжесть в мышцах. Одним словом, все прелести сезонной вирусной инфекции.
Марина и Костя действительно были близнецы. Разнояйцевые, то есть двойняшки. Они и похожи-то были мало, только глаза одинаковые. Марина была старше на целых пятнадцать минут, поэтому постоянно пыталась руководить братом. И он ее слушался, во всем. Кроме одного. Марина не хотела, чтобы Костя женился на Кате, а он взял и женился. Сестра даже и не скрывала свою неприязнь к избраннице брата. Почему? Катя думала, что всему виной обычная ревность.
Марина сменила гнев на милость, лишь узнав о Катиной беременности. Ее собственной дочери на тот момент исполнилось шесть лет, и Марина страшно обрадовалась будущей племяннице – Косточке, как ее ласково прозвал Константин. Она вообще очень трепетно относилась к материнству. Их с Костей мать сбежала с любовником, оставив детей на попечение отца. Двойняшкам едва стукнуло к тому моменту по пять лет.
