– Сто девяносто фунтов веса против ста тридцати.
– Задай ему! – провизжал юнга.
Остальные молчали. Я принял боевую позицию, помахал руками и, пританцовывая, пошел к нему. Он стоял как глыба. Кулаки, тяжелые, как молоты, небрежно опущены. Он показывал, что не боится меня.
– Иди, иди, подонок! – насмехался он.
Я сделал выпад и ударил его правой в подбородок, но промахнулся. Тряхнув головой два или три раза, как бы прочищая уши от воды, Мэйланд медленно пошел на меня. Между койками и стеной места для движения было мало. Он широко размахнулся. Я откачнулся, но его удар пришелся мне по уху. Я ощутил резкую боль и почувствовал, что по шее течет кровь.
Теперь Мэйланд шел ко мне с вытянутыми руками, стараясь захватить меня. Я понимал, что, если он сожмет меня руками, все сразу кончится. Я отпрыгнул, схватил его правый палец и изо всех сил потянул назад. Он со стоном упал на колени.
– Пусти, вонючий подонок.
Я усилил давление. Я знал, что он убьет меня, если я его выпущу.
Капли пота выступили на его лбу.
– Пусти, ради бога! – завизжал он.
Я давил так сильно, как мог. Послышался треск. Палец был сломан.
– Боже всемогущий! – Потом более покорно, совсем другим голосом: – Пусти, ради бога, Прин!
Я отпустил и осторожно отступил на несколько шагов. Он остался сидеть на полу, сжимая сломанный палец. Как большинство физически сильных людей, он не умел выносить боль, принимая наказание.
Зрители вошли в кубрик и молча направились к своим койкам.
Я подошел к шкафчику и посмотрел в зеркало внутри его. Мое ухо почти оторвалось от его удара. Я прижал к нему носовой платок и пошел к вахтенному офицеру, чтобы он оказал помощь.
– Как тебя угораздило? – спросил третий помощник.
– Ящик упал, – ответил я.
Пришел бич, держа свой сломанный палец.
– Я упал, – хрипло сказал он.
Третий ухмыльнулся:
– Как вам это понравится? На Прина падает ящик и отрывает ухо, а ты падаешь и ломаешь палец. Вы бы придумали историю получше к завтрашнему утру. Если вы расскажете капитану эту, он повесит вас обоих.
Когда я вернулся с перевязанной головой, меня встретило враждебное молчание. Я притворился, что ничего не заметил, и переоделся.
Через десять минут пришел Мэйланд. Его перевязанный палец торчал как свеча.
– Прин не донес, – сказал он, и после этих слов воцарился мир.
Следующие несколько дней мы обращались друг с другом с утонченной вежливостью.
Однако через четырнадцать дней в Талтале он с двумя другими матросами покинул корабль. Страсть к бродяжничеству снова захватила его. Этому желанию ни один бич не может сопротивляться. Он хотел отправиться в Диамантино, и отправился, но при этом терял весь свой заработок.
