– Конечно.
– А как вы считаете, сэр…
– Я не желаю ничего знать о ваших греховных желаниях, старшина, – перебил я его и решительно направился к трапу. Правда, по пути я все же слегка притормозил: – Старшина!
– Сэр?
– Надеюсь, вы понимаете, что я могу не заходить на жилую палубу, пока мы не уйдем из Ливерпуля? Доброй ночи!
Моя каюта располагалась в кормовом конце старого рыбного трюма. От жилых помещений команды ее отделяла тонкая переборка. Следующие полчаса сквозь перегородку до меня доносились характерные звуки, свидетельствующие о том, что люди таскают что-то громоздкое и неудобное. Топот многочисленных ног долго не стихал.
На следующее утро груда матрасов на причале изрядно уменьшилась, причем большинство из них теперь выглядели слишком грязными и изодранными, чтобы можно было заподозрить их недавнюю принадлежность комфортабельному лайнеру. Очевидно, местные крысы проявили завидную оперативность.
Как только корабль был готов, мы вышли в реку Мерси для проверки компаса и испытания орудий, затем вернулись к причалу в доке Биркенхеда. На следующее утро мы получили приказ следовать в другой док принимать запасы. Поскольку это было довольно далеко, я позвонил в штаб флаг-офицера в Ливерпуле и попросил прислать лоцмана. Мне ответили, что пока все лоцманы заняты, да и траулеры обычно переходят с места на место самостоятельно, не прибегая к посторонней помощи.
Пришлось отправляться в путь. Вообще-то я считал, что знаю район доков достаточно хорошо, как-никак они находились совсем рядом с моим домом.
– Ничего страшного, – гордо заявил я Лангу, – я сам сработаю за лоцмана, раз уж нам никого не дают.
Это было не только самонадеянно с моей стороны, но и глупо, поскольку в нашем распоряжении имелся только схематичный план доков на общей карте Мерси. На нем был изображен проход, в который мы направились, причем довольно-таки резво, испытывая законную гордость своей недюжинной самостоятельностью.
Обойдя док, мы обнаружили кирпичную стену, преграждавшую путь. Местные власти по неизвестной причине решили закрыть именно этот проход, не удосужившись внести соответствующие изменения в карты. Остановка была, мягко говоря, вынужденной. Стена оказалась прочной, и после соприкосновения с ней «Лох-Тулла» стала на 10 футов короче, чем раньше.
К счастью, такие траулеры, как «Лох-Тулла», имеют так называемый «мягкий нос». Это означает, что собственно судно начинается с носовой водонепроницаемой переборки. Идея заключалась в том, что, если такой траулер во время промысла в Белом море и в арктических водах в районе острова Медвежий попадет в паковый лед, его нос будет не ломаться, а сминаться. Поэтому мы, конечно, слегка испортили внешний вид судна и отсрочили свой выход в район боевых действий, но никаких серьезных повреждений не нанесли.
