– Здравствуйте, говорю, здравствуйте. Интересно, говорю, действует ли тут водопровод.
– Не знаю, говорит, и сама в буфет прет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные. А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг нее и предлагаю:
– Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу. Мерси, говорит. И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет. А денег у меня – кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег у меня – с гулькин нос.
Съела она с кремом – цоп другое. Я аж крякнул и молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах. Хожу я вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается. Я говорю:
– Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
– Нет.
И берет третье. Я говорю:
– Натощак-то не много ли? Может вытошнить.
А она:
– Нет, – говорит, – мы привыкшие.
И берет четвертое. Тут ударила мне кровь в голову.
– Ложи, – говорю, – взад!
А она испужалась, открыла рот. А во рте зуб блестит. А мне будто попала вожжа под хвост.
– Ложи взад, гадюка, – говорю, – ложи взад, говорю.
Положила она назад. А я говорю хозяину:
– Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно, ваньку валяет.
– С вас, – говорит, – за скушанные четыре штуки – столько-то.
– Как, – говорю, – за четыре? Когда четвертое в блюде находится.
– Нету, – отвечает, – хотя оно и в блюде находится, но надкус на ем сделан и пальцем смято.
– Как, – говорю, – надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно, перед рожей руками крутит. Ну, народ, конечно, собрался, эксперты. Одни говорят – надкус сделан, другие – нету. А я вывернул карманы. Всякое, конечно, барахло на пол вывалилось, народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю. Сосчитал деньги – в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил. Заплатил. Обращаюсь к даме:
– Докушайте, говорю, заплачено.
А тут какой-то дядя ввязался.
– Давай, – говорит, – я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги. Сели мы в театр, досмотрели оперу. И домой. А у дома она мне и говорит:
– Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег, не ездют с дамами.
А я говорю.
– Не в деньгах счастье, извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись. Не нравятся мне аристократки.
