Путник аккуратно отодвинул пальцами порванные края серого жилета и внимательно осмотрел рану, быстро рассчитав в уме угол попадания.
Но и эта мера ничего не принесла. Только в чужой крови запачкались.
— Нет, ну в то, что он повесился сам, — начал Вес, — я еще могу поверить, никаких следов удушения нет. Но на ножичек бедолаге упасть явно помогли.
— Убийца не смог бы нанести ранение под таким углом
— Хорош рассуждать, — грубо оборвал его Богдан, — его убили.
Мужчины еще раз поглядели на труп, а потом дружно перевели взгляд на бывшего наставника.
— Щерк не пил.
Некоторое время все молчали, а потом Дарен все же рискнул высказаться:
— Не нравится мне все это. Ненатурально. Такое ощущение, что нас специально подвели к мысли, что его убили.
— А мы, тупаки, понять этого не в состоянии, конечно, — с сарказмом отозвался Веселин и, дождавшись кивка от Богдана, добавил: — не он первый такой синюшный тут.
— Много их?..
— Щерк седьмой. Богдан, куда его?
— Позови кого-нибудь из своих ребят, — холодные серые глаза войника сузились, — и прихвати этого… как его? Ждана. Пусть проводят Щерка достойно.
Дар спросил:
— Вы были знакомы, наставник? — и тут же пожалел об этом — таким холодом повеяло от бывшего наставника.
— Отчасти.
Ждан показался перед непосредственным начальством не в лучшей красе: с разбитой в кровь губой, порезанной кольцом-шипом щекой и хромой ногой. Но мальчишка, несмотря на свой вид, то и дело помимо воли гордо поднимал подбородок, будучи жутко довольным собой: после того, как он расправился с возжелавшими его любвеобильными личностями, пусть это и стоило ему выбитого зуба, Ждан чувствовал себя старше и сильнее. Хотя, в сущности, ничего из ряда вон выходящего он не сделал: дрался-то с таким же молодняком, с каким кулаками мерялся и в родной веснице.
Но дело было вовсе даже не в этом. Рыжая Марта, та самая, которая так не понравилась Дарену, очень понравилась самому Ждану. И парень готов был съесть собственные носки, если ему показалось, что он увидел на себе ее заинтересованный взгляд.
От вида трупа ему резко стало нехорошо, но показать эту слабость значило бы пасть в глазах остальных войников, в том числе и самой Марты, и поэтому он, сцепив зубы, и стараясь не глядеть на повешенного и резковато двигаясь, копал тяжелой лопатой могилу вместе с остальными.
На хоронимого ему было, откровенно говоря, глубоко плевать. Он его не знал.
Это свойственно почти всем людям — относиться к чужим смертям, как неприятной обыденности. Мы с фальшивым сочувствием на лице можем обсуждать чьи-то смерти, но пока сама смерть не коснется тебя краем запыленного плаща, мы не будем искренни. Вот и Ждан относился к этой категории людей. И, по большому счету, его было не за что осуждать.
