— Мы воевали вместе с сыном вашего князя. Я бы хотел видеть его.
Охранник смерил путника подозрительным взглядом, а затем тяжело вздохнул.
— Я бы посоветовал Вам, молодой человек, мимо ехать. Не нарывайтесь.
— Не могу, — отрезал вдруг Дар. — Я должен…
А, собственно, что должен? Он мысленно ругнулся.
— Дело Ваше.
"Ну вот войдешь ты сейчас к князю, и что скажешь? — вопрошал войник сам у себя, — добрый день, ваша светлость, я бы хотел видеть вашего сына, пропавшего без вести?"
А прямо за высокими воротами оказался сад потрясающей красоты. Цвели буйным цветом георгины, раскрывались бархатцы, липовки испускали дурманящий запах патоки, виноградная лоза крепко увила деревянный каркас, мелкие пылянники белыми бусинками усыпали траву: будто какой-то шутник, забавляясь, просыпал жемчуг.
Но Дарен ничего этого не видел за мрачными мыслями и широкой спиной мужчины, приковавшей его взгляд.
— Мой князь!
Боги!.. Те же золотисто-пшеничные волосы, та же осанка, тот же гордо вздернутый подбородок… Будто из одной формы отлили.
— Чем обязан? — мужчина оторвался от седлания черного жеребца и повернулся лицом к наемнику.
Дар сглотнул и спешно склонил голову.
— Добрый день, ваша светлость.
Тот поднял взгляд к небу и кивнул:
— И впрямь: добрый.
Наступила неловкая пауза. Где-то неподалеку в яблоне свили гнезда нахальные трясогузки, и сейчас, судя по звукам, один самец явно нарывался на драку. Бесстыдники то и дела вспархивали над ветками и бросались друг на друга; где-то глубоко из кроны деревьев за ними наблюдала молодая самочка.
Но стоявшим около этой яблони не было дела до природы, как ей, в общем-то, не было дела до них.
— Мое имя Дарен. Вряд ли оно Вам что-то скажет… — Дарен на пылинку замялся, — мы воевали вместе с Вашим сыном. После… одного случая мы не могли поддерживать связь. А недавно до меня дошли слухи, что он…
Дьябол, и откуда это проклятое заикание?! Не мальчишка уже — воин! Вот растекся соплей! Дар с досадой отвесил себе мысленный подзатыльник: лучше бы, конечно, осязаемый, всяко больше пользы будет, но сейчас и такой сойдет.
Но договорить войник не успел. Князь сощурил глаза — в них блеснул холод серой стали, — а затем медленно произнес:
— Вы верно ошиблись. У меня только один сын.
И, снова повернувшись спиной к застывшему Дару, его светлость стал застегивать потник на коне. Дальше продолжать разговор было бессмысленно, и даже чревато неприятностями. У сильных мира сего могут быть свои заморочки, но, Моарта побери всех и вся, какого рыжего дьябола от этих чудачеств страдают простые люди?!
