— Н-да,— промямлил Манкузо.— Да еще большие люди замешаны. Этот тип у О'Брайена в офисе. Это же Бендер. Из Белого дома. Эх, малыш, тут большая игра.
— Что ж, я к ней готов.— Росс от удовольствия потер руки.— Куда двигаем?
Манкузо подошел еще ближе к воде и поглядел на свое отражение.
— Может, сюда. Может, туда. А может, ни туда ни сюда.
— Что ты предлагаешь? — встревожился Росс.
— Заняться бумажками. Побольше видимости. И главное — не тать волну. Вот чего они от нас хотят.
Росс отказывался этому поверить.
— Но Джо…
— Старый инвалид и зеленый юнец — чтобы расследовать такое дело? Пораскинь мозгами. Если бы они всерьез хотели его размотать, да они бы дивизию на это бросили!
— А мне плевать. Я хочу найти убийцу.
— Хотеть-то хоти.— Манкузо пошел вокруг пруда.— Только понимай: тут сразу два спектакля. Один наш, а другой… И нашего выхода там уже ждут…
Он окинул взглядом восточный берег пруда: там, вдали, памятник Вашингтону золотился на фоне уходящего летнего дня. Сколько он себя помнил, сколько гулял тут, вид этого монумента всегда волновал сердце Манкузо. Вот и теперь…
Он поднял воротник. Скоро ночь, и, похоже, будет дождь. Он знал: тайну этого убийства им все равно не раскрыть. А если они будут очень уж стараться, то… сохранить бы свою шкуру.
Манкузо посмотрел на устремленный ввысь обелиск:
— Если бы правительство работало, как надо, здесь можно было бы жить…— И он зашаркал дальше, не оглядываясь.
18.40
В Балтиморе уже пошел дождь. Грязные дождевые капли заляпали оконное стекло мотеля. Да, здесь и дождь не такой, как в тропиках. Он жесткий, даже жестокий, от него стынет кровь, немеют душа и тело.
Рольф Петерсен, голый, лежал на скомканных простынях. В свои сорок два года это был не тронутый сединой блондин, мускулы так и бугрились под гладкой кожей. "Смит и Вессон" калибра 44, снятый с предохранителя, валялся у него под рукой. В этот момент Рольф думал о дожде там, в джунглях, к северу от Манагуа: как легко барабанили по крыше дождевые капли, как пахло туманной сыростью и теплой землей из-под дощатого пола. Эти запахи смешивались в его памяти со сладострастным запахом, который источало в ночи тело его любовницы. Оно извивалось и выгибалось, подбрасывая его с койки. При мысли-об этом его охватывали яростное желание.
После того как они сражались и убивали, они предавались любви. С такой же жестокостью. Словно оргазм подтверждал: да, они выжили! Только что они шагали по окровавленным лицам своих врагов — и вот уже катались по полу, шипя и пыхтя. А потом размазывали по телу белую липкую жидкость, словно втирая в себя семя жизни.
