Схватив ее руку, он попытался встать. Но эта рана в боку потянула его вниз, словно свинцовая гиря, и пульсирующая боль во лбу ослепила, лишив веры в себя.
— Оставайтесь лежать, сенатор! — приказал чей-то грубый голос совсем рядом с ним.
Но он не собирался больше лежать. С мучительным усилием он сумел приподняться на локте.
— Помоги мне, Салли! — попросил он тихо.
И вот, несмотря на обступивших его агентов, на протесты врачей, пытавшихся удержать его, Терри Фэллон поднялся на ноги и огляделся вокруг: все, что он увидел, был один сплошной хаос.
Вокруг тела Мартинеса, подобно шакалам, кружили операторы и репортеры; вспышки следовали одна за другой не переставая. Полковник лежал в луже крови, запрокинув голову, с открытыми глазами, с открытым ртом. Врач, копошившийся возле тела, пытался оживить его с помощью уколов, но глаза лежавшего на полу уже подернулись туманом. Тут Терри понял: Октавио Мартинес мертв.
Шагнув в сторону от агента секретной службы, нависшего над ним, Терри прошел сквозь орущую толпу телеоператоров, а затем и напиравших сзади фотографов. Держась за плечо Салли, чтобы не упасть, он приблизился к трибуне, уставленной микрофонами.
Стив Чэндлер вопил по внутренней связи, соединявшей его с руководителем съемочной группы в Вашингтоне:
— Давай мне Фэллона! Давай мне его. Черт возьми, да покажите же кто-нибудь его рану!
На экране крупным планом всплыл окровавленный кусок рубашки Терри.
— Глаза! Господи Боже! Дайте мне его глаза!
И на экране монитора тут же выплыли горящие решимостью глаза Терри, который, преодолевая боль, пробирался к трибуне.
— На место! — заорал Чэндлер.— Трибуна! Дайте мне трибуну! Включайте микрофон!
Теперь Терри изо всех сил держался за край трибуны, чтобы устоять на ногах. Салли поддерживала его за локоть. Ее лицо и руки были перепачканы кровью.
Терри между тем попытался что-то сказать, но его голос пресекся от боли:
— …что-нибудь слышно?… кто-нибудь меня слышит?…
Но в суматохе и возбуждении, охвативших толпу, ринувшуюся теперь на сцену, его тихий голос, в котором пульсировала не проходившая ни на секунду боль, остался неуслышанным.
Терри еще крепче вцепился в трибуну, стараясь встать поустойчивее.
— Как можем мы… в этот скорбный час… поворачиваться спиной… когда наши друзья тут… истекают кровью?
— Чэндлер? Мы снимаем! Снимаем! Как изображение? О'кэй?! — кричал в свой микрофон руководитель съемочной группы Эн-Би-Си.
— О'кэй! Вас видит вся Америка — от побережья до побережья!
