Христианский бог отвернулся от своих подданных. Пришедший с севера Тор-молотобоец на время занял его место, согнав бывшего раба, истощенного муками на кресте, с его небесного трона, рассевшись там и с хохотом пуская молнии в обезумевших людишек. Тьма, застлавшая разум людей, больше не находила в них просторного пристанища и быстро заволакивала город. Стон, плач и рев были подхвачены волнами и ветром, а в воздухе висели соленые слезы. Пришли ночь, буря и дождь. Сквозь потоки воды трудно было что-то рассмотреть, но проводники умело вели отряд Улафа.
Тяжелый и неповоротливый таран задерживал движение, лошади оскальзывались и ломали ноги, и тогда людям приходилось впрягаться в упряжь и тащить, тащить, тащить неподъемное орудие сквозь узкие улочки, так что непрочные дома рушились от случайных ударов срубленного дерева. Колеса почти не касались вымощенных камнем дорог, перекатываясь по мертвым телам, отчего к противному скрипу добавлялся жуткий хруст ломающихся костей. Если кто и пытался укрыться среди трупов, то тяжелая повозка с торчащими во все стороны грубо обрубленными сучьями было последнее, что он мог разглядеть в своей оставленной богом жизни.
К отряду присоединялись потерявшиеся во время схваток и грабежа, и к храму Софии подошло не меньше пяти тысяч варваров.
Гвардия Игнатия стояла непоколебима среди гор убитых и широких луж огня, которые не мог загасить и ливень. Словно заградительный частокол поселения темнел впереди, ощетинившись острыми кольями и факелами против голодной волчьей стаи. Из раскинувшегося позади храма доносились молитвы, слышался липкий запах страха и золота.
Дружина Улафа даже не остановилась построиться в нечто подобное боевому ряду. Самые сильные уперлись в мокрую кору тарана и со все нарастающей скоростью стали толкать его навстречу защитникам. Темнота и дождь не давали ясно разглядеть, что творилось у варваров, запасы греческого огня иссякли, и византийцам оставалось только надеяться на Плащеницу Божию, распятую у них за спиной на стене Софии, да на собственные силы и храбрость.
Но вот мрак раздвинулся, что-то громадное и тяжелое ударило в пехотинцев, разорвало, разодрало железную цепь и в этот проход хлынули яростно орущие варвары. Словно штормовое море разметало хрупкий деревянный причал, изломало, покалечило настил и опоры, и унесло с собой, не оставив никаких следов. Лишь мертвые тела лежали на окровавленных камнях и мертвые испуганные глаза смотрели в грозовые тучи с немым вопросом: "За что наслана на нас эта кара, Господи?"
