Опекун оказался прав: в течение той самой последней прожиточной недели дело сдвинулось наконец с мертвой точки, и в одно учреждение, малоинтересное, надо отметить, и на малооплачиваемую должность он предложение таки получил. Американец обрадовался, забрал комиссионные и исчез из жизни семьи Лурье в неизвестном направлении. А Марик приступил к работе в компании, преодолевая ежедневно восемьдесят километров автобусного пути от дома до места службы и столько же обратно…
В сентябре они отдали Ваню в школу, тоже не за тридевять земель, но были за него более или менее спокойны, потому что место было тихим, а соседи слева и справа, широко обнажая в приветственной улыбке белозубый рот, казались невероятно приветливыми. Утром сына забирал специальный школьный автобус, а после занятий доставлял обратно, практически до порога. Необычного мальчика из России в неиммигрантском Далласе приняли восторженно и с первого дня постарались окружить заботой. Первые недели он просто старательно присутствовал на уроках, не вытаскивая почти никакого смысла из произносимых вокруг него фраз и отдельных слов.
Но дело пошло быстрее, чем ожидали родители: что-то сломалось внутри, прорвалось, точнее, лопнула жилка над бровями, что не давала, как сам он чувствовал, пробиться смыслу до центра головы, и снова он ощутил укол, слабый и совсем не болезненный, — наоборот, на этот раз даже слегка приятный. После этого, практически в тот же самый день, мозг маленького Айвана Лурье как губка начал впитывать звуки и те самые, ранее непонятные фразы и слова, что теперь зазвучали музыкой в его теле, заполняя и радуя все внутреннее вещество, из которого он состоял, находя в нем крошечные уютные места и удобные уголки, чтобы остаться там теперь уже навсегда. И ни левая нога его, та, что хромает, ни рука его, тоже левая, не мешали мальчику привыкать к новым ощущениям и не отвлекали больше прошлой неприятной памятью о себе: наоборот, теперь он мог вдуматься, вслушаться, вглядеться через новые близорукие американские стекла и отозваться на эти чувства всем своим маленьким существом…
Так они протянули год. Именно протянули, а не прожили, поскольку денег, что приносил в дом Марк, хватало только-только оплатить страховки и жилье, а также прикрыть домашние нужды бытового характера.
В конце же первого года далласского забвения из ниоткуда снова возник их бывший опекун-американец и объявил с порога, что все это время он не переставал думать о семействе талантливого ученого-мостостроителя, а в результате подобрал для своих русских друзей место в фирме, исключительно превосходной, с мощной научной базой, «как раз по твоим мостам, Марк, по твоему уму инженера и таланту дизайнера». Кое-что за это время супругам удалось понять о местной жизни, поэтому к свежему сообщению американца оба отнеслись с известной долей скептицизма. Но немного и с юмором: гостя не выгнали, а выслушали все-таки. На этот раз он не стал лукаво скрывать, что продал Марика в очередной раз, но так как условия новой сделки при успешном интервью предусматривали годовое содержание в тридцать тысяч плюс парочку неплохих бенефитов, Марик отказываться не стал, время на собственные смотрины выделил и на встречу сходил.
