, шея и бока у нее усыпаны похожими на глазные зрачки черными пятнышками, более светлыми в середине.
Туземец рванулся в сторону — он знал силу и свирепость ягуара, способного когтями разорвать грудь человека, а зубами в одно мгновение перекусить горло. К несчастью, отступая, охотник споткнулся и упал на землю. Судьба несчастного была решена, ибо при себе у него оказался лишь очень тонкий нож из тюленьей кости, который он все-таки успел выхватить из-за пояса.
Когда хищник бросился на индейца, тот нанес ему удар своим оружием, хотя вряд ли оно могло причинить вред столь грозному противнику. Ягуар, однако, слегка попятился, и туземец попытался подняться и занять более удобную позицию, но не успел. Слегка задетый ножом, разъяренный ягуар снова прыгнул и лапами сбил охотника на землю. В тот же момент раздался сухой треск выстрела, и зверь упал замертво — пуля поразила его в сердце.
В сотне шагов, над одной из скал обрывистого берега, поднималось легкое облачко белого дыма. Когда оно рассеялось, взору предстал человек, все еще прижимавший к плечу карабин. Убедившись, что повторного выстрела не потребуется, он опустил ружье, поставил на предохранитель и, повернувшись, посмотрел на юг, где за обрывистым берегом открывались морские просторы.
Наклонившись вперед, человек, явно не туземец, что-то громко выкрикнул, добавив несколько слов с гортанными звуками и удвоенной согласной «к». Во всем облике неизвестного угадывались черты европейца, возможно американца. Не видно было ни сплюснутого между глазницами носа, ни выступающих скул, ни низкого, резко уходящего назад лба, ни маленьких глазок, типичных для индейской расы. Кожа стрелка, несмотря на загар, не отливала бронзой, а интеллигентное лицо и высокий лоб, прорезанный множеством морщин, выдавали в нем человека, привыкшего мыслить. Волосы, уже седеющие, были коротко подстрижены, а борода, тоже тронутая сединой, еще раз подтверждала догадку: победитель ягуара — европеец, ведь у американских аборигенов борода почти не растет. Возраст незнакомца точно определить было нельзя: где-то между сорока и пятьюдесятью.
Высокий рост, крепкое телосложение, недюжинная физическая сила свидетельствовали о безупречном здоровье и большой внутренней энергии, которая, наверное, прорывалась время от времени вспышками гнева. Его степенность чем-то напоминала ту, что свойственна индейцам с Дальнего Запада Соединенных Штатов; а гордость, подлинная гордость, так не похожая на спесь самовлюбленных эгоистов, придавала особое благородство и жестам его, и всей манере держаться.
