— Забыл. Такое со мной бывает. Однажды купил в магазине хлеб, да забыл его на прилавке.
— И остался голодным?
— Верно.
— Твоя рассеянность когда-нибудь тебя крупно подведет. Так вот… Подождала тебя, да сняла со стены три рамочки. Наугад взяла и ушла. Сегодня утром показала Ричарду. Он сказал: — «О'кей! Я хочу встретиться с автором и поговорить с ним о цене. Вы можете его привести ко мне в офис?» Я сказала: — «Да.» А он еще сказал: — «Пусть ваш друг прихватит и другие фотографии.» Ну, как, правильно я поступила?
— Правильно!
— Вот. Поправишь немного свое финансовое положение. Только не продешеви фотографии. Сколько их у тебя?
— В рамах — тридцать. Но я много выбросил.
— Ты с ума сошел! Как можно так относиться к своему труду? Обещай мне больше ничего не выбрасывать.
— Видишь ли, это происходит помимо моей воли. Какие-то вещи перестают удовлетворять меня и я выкидываю.
— Совсем ненормальный, — женщина досадливо посмотрела на него, вздохнула: — Приготовлю-ка тебе чего-нибудь поесть.
Она сварила потрясающий суп из фасоли, картошки, моркови и тушенки. Ничего подобного фотограф давно не ел. Потом он закурил.
— Ты куришь? — удивилась Алина.
— Иногда.
— Дай мне тоже. Я балуюсь и не в затяжку.
Они курили, встряхивали пепел в пепельницу, беседовали, им было хорошо.
— А где ты делаешь снимки? — спросила Алина.
— Тут, в чуланчике. Я приспособил его для лаборатории.
— Я хочу взглянуть.
— Идем.
Под лестницей, в крохотной комнатке разместились все необходимые предметы, — фотоувеличитель, красный фонарь, ванночки, ножницы, пинцеты, фотобумага.
— Когда-нибудь у тебя будет своя студия, — сказала Алина. — Большая, светлая.
— Мне и такая сгодится, — Дмитрий взял в свои руки ее ладонь, узкую и теплую. — Вот только куплю софиты и сделаю твой портрет.
— Согласна. А у тебя было много женщин?
— Нет, совсем нет.
— На двух твоих фотографиях женщины. Обнаженные. Я знаю — они модели. Ты снимешь меня обнаженной?
— А хочешь?
— Не хочу.
— Значит, не надо.
— А ты сам хотел бы?
— Нет.
— Почему?
— Я тебя сфотографирую одетой, сидящую в плетеном кресле.
— Я плохо сложена?
— Ты прекрасно сложена.
— Тогда пошли.
Наверху Алина молча сняла с себя все и устроилась на стуле, откинула голову, расправила длинные пышные волосы.
— Что ты делаешь, Алина?! — изумился фотограф. — Ты простудишься!
— Ничего, — заявила с серьезностью на лице женщина. — Приступай!
— Ты в самом деле хочешь?!
— Не теряй времени, а то я действительно замерзну.
Он взял фотоаппарат. Композиция не требовала никаких изменений. На фоне темного дерева выделялись хрупкие и нежные очертания женщины. Округлые груди, живот и бедра смотрелись почти графически, а лицо было в тени. Он подправил Алине голову, слегка наклонил набок, чтобы подчеркивалась и шея. Сделал пять кадров. Стальной тросик застывал в его руке, он задерживал дыхание, сосредотачивал внимание на большом пальце, плавно надавливал затвор, и в эту секунду фотограф закрывал глаза и улавливал ухом как внутри аппарата с легким шорохом раздвигаются и сдвигаются металлические пластины.
