– Добрый день. – Он скинул капюшон и обтер ладонью лицо.
– День добрый, – прогудел Игнат. – Где ж тебя носило, сокол ясный? Вон Харис все глаза проглядел.
– К горам ходил, – ответил Сандерс, присаживаясь к столу. – Ух… ноги гудят.
– Понятное дело: это тебе не по стриту фланировать, – щегольнул сленгом Семеряков. – С добычей али как?
– С добычей, – слегка улыбнулся Сандерс, – возле крыльца валяется.
Игнат озадаченно почесал затылок, кивнул Ахмедзянову – пойдем, мол, – и направился в сени. Ахмедзянов внимательно посмотрел на Сандерса и вышел вслед за Игнатом. Сандерс, ухмыльнувшись, потер заросший щетиной подбородок.
В сенях что-то грохнуло, послышалась возня. Ворвавшийся в избу Игнат кинулся срывать со стены лучевик. В дверях показался Харис, отступающий в избу спиной вперед.
– А-а, черт, батареи где? – крикнул Игнат.
– Ты же сам их куда-то засунул, – отозвался Харис.
– У-у, что б тебе… турист! Ты хоть знаешь, кого привел?
– На росомаху похож, – сказал Сандерс, пряча улыбку.
– Медведика привел, хмырь инопланетный!
Не выдержав, Сандерс расхохотался:
– Да вы что, господа трапперы, это ж голограмма!
Игнат с Харисом переглянулись. Семеряков отложил оружие, выглянул в окно и, сокрушенно покачав головой, обернулся к Ахмедзянову:
– А ведь и вправду зверь-то ненастоящий. И собачки молчат. Ну-ка выдь погляди еще раз.
– Сам выдь, – отказался Ахмедзянов.
– Пошли вместе. – Сандерс поднялся со скамьи.
Втроем вышли во двор. Возле крыльца сидел зверь в натуральную величину, с оскаленных клыков стекала слюна, длинные когти впились в снег, будто он готовился к нападению. Совсем рядом с ним, вольготно развалившись, лежали прямо на снегу две лайки: Черныш и Гром.
Игнат обошел голограмму, цокая языком.
– Зверь-то, по всему видать, замотанный совсем. Больной, что ли, был?
– Почему больной? – обиделся Сандерс. – Здоровее нас с вами. Четверо суток меня гонял. А потом я его.
– Медведика гонял? – Семеряков снова почесал затылок. – Однако, ты крут, парень, если не врешь. Комбинезон-то он тебе порвал?
– Он, – коротко ответил Сандерс, с сожалением разглядывая порванный рукав. – Достал-таки, злодей. Так вы этого зверя медведиком зовете? А я подумал – росомаха.
– Ну ты сказал! Росомаха раза в два мельче, а этот до медведя не дотянул, а ее перерос. И плачет он жалобно, прямо убивается, когда на добычу идет. Морда опять-таки забавная, вот и прозвали медведиком.
– А что ж ты зверя взял, а шкуру бросил? – спросил Харис. – Не дело. Хоть и не промысловая, но как трофей сгодится. Или продал бы кому – медведик дорого стоит.
