Приготовления к эксперименту были… занимательными. Все происходило прямо на пульте — злостное нарушение всех Уставов, нужно полагать. Кэп притащил литровую бутылку водки, которую передал на несколько минут Грецу.
— Ну, как тебе такое средство?
— Класс! Самокатная, 4[10], — заявил Арнолд с видом знатока.
— Ха! Он и это знает. Надо же. Видишь, что там написано «Cool before…»[11]?
— Ну и что тут сложного? Холодильники для чего?
— Какой там холодильник, забудь. Ребята! — И водку слегка охладили жидким азотом — кошмарная технология, вы бы видели.
— Ну, покатили! — заявил наш доблестный капитан, и я обжег глотку холодным до нечувствительности напитком. Потянулся к одному из бутербродов, аккуратная горка которых красовалась на тарелке, но рука моя была уверенно перехвачена. — Ну уж нет! После первой не закусывают! — безапелляционно заявил он.
Мне пришлось смириться и подчиниться, ощущая приятное тепло в животе, настроиться на лирический лад. Не тут-то было. За меня взялись всерьез.
— Между первой и второй — перерывчик небольшой, — провозгласил капитан по-русски, а Грец едва успел перевести это выражение, как я влил в себя вторые пятьдесят граммов, после чего мне позволили чуть закусить.
Тепло потихонечку разлилось по всему телу, легкость появилась какая-то необыкновенная, и в мыслях тоже.
— А сколько же в ней градусов? — задал первый глупый вопрос я.
— Ну, по закону в ней должно быть 40 градусов. Дмитрий Иванович так постановил.
— Это твой первый командир? — Мне показалось, что Грец ненароком икнул от удивления.
— Вот те раз! Это Менделеев Д. И. Дмитрий Иванович, стало быть. Диссертация у него такая была.
— Хорошая диссертация. — И я потянулся к бутылке.
— Руку менять нельзя! — рявкнул бесподобный наш капитан и бестрепетно наполнил стаканчики.
— Ну, за женщин! Пьем стоя! — провозгласил он, и мы выпили стоя…
Третья пошла превосходно. Настроение мое все улучшалось, так что, едва прожевав бутерброд, я принялся рассказывать про бесподобный бюст секретарши шефа.
— Секретарши — это материя опасная. Как сказал этот, тьфу ты, забыл имя начисто. Его соотечественник, — и капитан кивнул в сторону Герлаха, — беда с фамилиями, но сказано здорово, я дословно помню, специально заучивал, чтобы подружку поразить, когда еще в летной школе учился: «Двоякого хочет настоящий мужчина: игры и опасности. Оттого необходима ему женщина как самая опасная игрушка».[12]
— Чей соотечественник? — переспросил я.
— Герлаха соотечественник, не мой же, а вот со мной как-то приключилась… — И мой капитан выдал такую историю и с такими интимными подробностями, что нам пришлось выпить еще раз.
