Магазин «Последние странички» располагался рядом с дешевой барахолкой под названием «Кому цветок, кому пальто», и однажды в августе, в разгар своих недосыпаний, проходя мимо этой сутолоки, Ральф увидел новый плакатик среди просроченных объявлений об ужинах из бобовых блюд и о давно минувших церковных собраниях, наклеенный таким образом, что он наполовину скрывал желтоватый рекламный плакат: ПАТА БЬЮКЕНЕНА — В ПРЕЗИДЕНТЫ[10].
Хорошенькая блондинка на двух фотографиях в верхней части плаката выглядела лет на сорок или сорок с небольшим, но стиль фотографий — лицо без улыбки анфас — слева, профиль без улыбки — справа, оба снимка на чисто белом фоне — был достаточно странным, и Ральф на мгновение застыл как вкопанный. Женщина на фотографиях выглядела так, словно ей было самое место на стене в почтовом отделении или в криминальном телерепортаже, и… Надпись на плакате подтверждала, что такое впечатление не случайность.
Заставили его остановиться фотоснимки, но удержало на месте имя женщины: РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА УБИЙСТВО СЮЗАН ЭДВИНА ДЭЙ.
Вот что было отпечатано сверху большими черными буквами. А под этим, имитируя брызги грязи, большими красными: ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ НАШЕГО ГОРОДА! В самом низу плаката была одна строчка, напечатанная маленькими буквами. Близорукость Ральфа существенно усилилась после смерти Кэролайн — точнее сказать, превратила его существование в ад, — и ему пришлось придвинуться к плакату так, что его брови почти прижались к грязному стеклу витрины «Кому цветок, кому пальто», чтобы разобрать надпись: Оплачено Комитетом спасения жизни штата Мэн.
Какой-то голосок шепнул в самой глубине его мозга: Эй, эй, Сюзан Дэй! Сколько сегодня убила детей?
Сюзан Дэй, как теперь вспомнил Ральф, была политической активисткой из Нью-Йорка или из Вашингтона — одна из тех сыплющих словами женщин, которые обычно доводят таксистов, парикмахеров и шляпников до белого каления. Однако почему именно этот обрывок бессмысленного стишка пришел ему в голову, он не мог сказать; строчки эти были привязаны к какому-то воспоминанию, которое никак не желало всплывать. Может, его усталый старый мозг просто смешал обрывок протеста шестидесятых годов против вьетнамской авантюры: «Эй, эй, Эл-би-джей[11]! Сколько убил сегодня детей?»
Нет-нет, подумал он. Близко, но мимо. Это была…
Не успела его память выплюнуть имя и лицо Эда Дипно, почти рядом раздался чей-то голос:
— Мир Ральфу, мир Ральфу, заходи, Ральфи-малыш!
