– Я думал, люди не любят торговцев, – тихо произнес Неманя.
– Конечно не любят. Хотя, должен вам признаться, я никогда особо этим и не занимался. Старший брат это дело любил, и, пока он учился у отца торговому делу, меня готовили, как мой отец выражался, для научной стези.
– Так что же случилось?
– Пока Андрия работал в лавке, я сидел дома и читал Гёте и Цицерона. Меня уже видели преподавателем в гимназии, отец готов был послать меня за границу, чтобы завершить образование. Но тут случилась трагедия…
Крсман вынул из внутреннего кармана золотой портсигар и угостил Неманю длинными французскими сигаретами.
– Трагедия? – переспросил Неманя, закуривая.
– Да, господин майор… Война началась для меня и моей семьи еще до шестого апреля… когда болгарские бандиты убили моего брата и сноху. Брат отправился за шелком и сукном, взял с собой жену и дочь, чтобы показать им Софию. Они попали в бандитскую засаду и погибли, погиб шофер и два приказчика, спаслась только моя племянница, благодаря Божьей помощи. Она убежала в лес, и мы целых два дня не знали, что с ней, пока ее не нашли чабаны. Мы с Данкой заботимся о ней, но малышка все еще не пришла в себя, почти не разговаривает и с другими детьми не общается.
– Мне очень жаль…
– И мне тоже, господин Лукич, – вздохнул Крсман. – Но что поделаешь? Жизнь-то идет. У нас с Данкой не может быть детей… По моей вине. Племянница – это все, что у нас есть.
И все-таки Крсман не рассказал своему гостю, что ему еще много чего жаль. Не рассказал, как в одно прекрасное утро отец вошел в комнату и прервал чтение Овидия словами: «Женишься на Данке, дочери Симы Радуловича». Напрасно он сопротивлялся, отец упрямо стоял на своем. Сима Радулович считался главным торговцем кожами во всей Южной Сербии, и потому упустить его дочку было просто нельзя. Он забыл русских классиков и стихи Овидия, забыл, что мечтал учиться во Франции, забыл соседских девчонок, которые шептали ему ласковые слова и бросили с балконов цветы. Внезапно он стал «хозяином»…
И даже когда Раде Теофилович через три месяца после свадьбы младшего сына замертво рухнул в саду кафаны «Старая Сербия», где его хватил удар, ничего не изменилось, хотя все имущество досталось сыну и его фасонистой богатой жене. Деньги, авторитет, уверенность в будущем ничего не значили для человека, который с детских лет готовился совсем к другой судьбе. Тем не менее он принял эту неизбежность, как хороший актер в театре принимает неинтересную роль. Как-то сумел справиться, научился в тяжелые военные годы балансировать между немецкими оккупантами и двумя враждующими сербскими армиями. По правде говоря, он питал большую симпатию к четникам, потому как коммунисты еще до войны обзывали его капиталистом и реакционером, хотя большинство полуграмотных подмастерьев, убежавших в леса, не знали даже значения этих слов. Они просто повторяли слова, которые вбивали в их пустые головы комиссары, самопровозглашенные мессии коммунистического рая, те были едва ли грамотнее, но зато свирепее своих подчиненных.
