— Вечером в море?
— Угу, за устрицами… Все, что смог найти в последнее время.
Вид у него был такой, что легко верилось — в последнее время он обедал в бильярдных или из торговых автоматов, а мылся под садовым шлангом. Добывать устриц драгой по ночам — грязная работа. И самый легкий способ обойти закон против повреждения морского дна. Если поймают с поличным, огребешь неприятностей, поэтому на такое мало кто соглашался.
Маккенна откинулся на спинку и спросил, растягивая слова:
— Знал того парня, Этана, что помер? Кивнул, прищурился — вспомнил:
— Он ходил на хорошей лайбе. Той, что центавры нанимают. Платят вдвое.
— А я слыхал, что они нанимают только на Дофине.
— То была какая-то особая работа. Не устриц тралить. Черт, парень сидел бы сейчас здесь, если бы не свалился за борт.
— Так он свалился? — Маккенна чуть подался вперед, но вовремя вспомнил, что не следует выказывать явный интерес.
— Говорят.
— Кто говорит? — Так, сбавь нетерпение.
Медленно моргнул, взглянул в сторону, принял решение:
— Мерв Питскомб, хозяин «Промотанных бабок». Они иногда выходили на ночной фрахт.
— Правда? Вот черт. — Маккенна выдержал паузу и спросил: — И вчера ночью ходили?
— Не знаю.
— А чем они обычно занимались? Ночной рыбалкой?
Приподнял брови, пожал плечами:
— А мне какое дело?
— Питскомб работает на центавров?
— Не напрямую. У них есть типа старшого, большая шишка, Даррер звать. Нанимает работников для центавров, когда тем надо.
— Регулярная работа? Долгий глоток пива.
— От случая к случаю. Но платят круто, я слыхал.
Тут Маккенне пришлось сбавить обороты. Собеседник начал замыкаться, с подозрением сжав губы. У Маккенны всегда не очень-то получалось выжимать из людей информацию, и об этом многие знали, но до «Правильного места» слух об этом, очевидно, еще не докатился. Один подозреваемый как-то назвал его «Тот, кто задает больше вопросов, чем следует». Верно, но и он отправился мотать свои «от десяти до двадцати».
Маккенна сменил тему и говорил о футболе, пока собеседник не сказал, что его зовут Фред Годвин. И тут, по счастливому везению, которое сперва таковым не показалось, к ним подошла женщина по имени Ирен и сказала, что все знает о покойнике и всем прочем. А заодно изложила свои философские воззрения на случившееся.
Когда вытягиваешь информацию из людей, главная проблема заключается в том, что тебя перебивают. Испытываешь примерно то же, что и когда рыба срывается с крючка, а ты при этом знаешь, что снова она твоей наживкой не соблазнится. Ирен все разглагольствовала о том, какая это, разумеется, трагедия и как тяжело ее все переживают. Это и так было ясно, но она все же сказала. Лет ей было уже хорошо за сорок, и в золотых туфельках на высоких каблуках она ходила не очень уверенно.
