Тем временем я переложила повыше подушку Бетти, чтобы она могла сесть — сидя удобнее рассказывать.
Изя вернулся и молча сел на свое место.
Бетти тоже немножко помолчала.
— Это всё из-за диктанта, — сказала она наконец.
— Из-за диктанта?
— Я написала «куварок».
— И что же?
— А учительница сказала, так не говорят, а нужно — «кувырок». Но сначала она меня спросила, что это такое. Ну а я не знала, как объяснить, и решила показать. Подошла к ее столу и перекувырнулась, и тут у меня лопнула резинка на трусах, и все давай хохотать.
Дети есть дети! Бетти залилась горькими слезами. Что она вот-вот заплачет, было ясно и так — к концу рассказа она ужасно зачастила, будто боялась, что не сможет договорить. Я обняла, поцеловала ее, стала утешать, говорить, что все это пустяки, но она безутешно рыдала — для нее, маленькой девочки, это было ужасное горе.
Изя тоже старался что-нибудь придумать, чтобы успокоить Бетти, взгляд его упал на разбуженного плачем Лейбеле.
— А ты, Лейбеле, знаешь, что такое «куварок»? Нет? Значит, и ты не умнее учительницы. Ну так смотри, я тебе покажу!
С этими словами Изя взял и перекувырнулся, задев при этом ногой за стул, который чуть не упал ему на голову. Лейбеле решил, что это такая игра, стал виться вокруг хозяина и так лаять, что прибежал из ателье Альбер.
— Что такое? Что случилось? — выпалил он, увидев Изю сидящим на полу. — Что тут у вас творится?
— Я просто сделал «куварок», — ответил Изя, держась за ушибленное колено. — Правда, Лейбеле?
— Гав! Гав! — ответил пес.
— Вот видишь, Альбер, мой народный комиссар говорит: «Да, да!»
На другой день Бетти пошла в школу.
Если кому-то плохо, надо дать ему выговориться. Иной раз, бывает, возьмешь его за руку. А то и обнимешь. Но есть люди, которым это противопоказано: ты их просто слушаешь, а они воображают невесть что. И заходят слишком далеко, считая, что ты начал первым.
Как Лея.
В тот день Альбер, как обычно по пятницам, отправился за фурнитурой к Вассерману. Начинался мертвый сезон, поэтому мадам Андре и других отделочниц на работе не было. Леона тоже. А Морис часа в четыре ушел. Лея принесла мне стакан чая и села на место мадам Андре. Я выпил и поставил стакан на отделочный столик. А Лея его обхватила, будто грела о него руки.
Похоже, она пришла не просто так. Ей явно хотелось поговорить. В последнее время у них с Альбером, по-моему, что-то не ладилось.
Разговор был душевный, и я немножечко увлекся.
