— Знаешь, Жозеф, женщины даже в разгар сезона всегда застегивают пуговицы на одну и ту же сторону.
Я не понял, а когда подошел к манекену, увидел, что прорезал все три обтачные петли не на той стороне.
— А исправить можно? — ляпнул я.
Хозяин не ответил, только глянул на меня. Вот тогда я и заметил, что хозяева ателье, вместо того чтобы ругать меня за оплошности, просто молчат. И не потому, что не знают, что сказать, — молчат, да и все.
Вот и мсье Зейдман молчал, так что продолжать разговор не имело смысла. Мне-то, впрочем, казалось, что я прорезал петли там, где они были намечены.
Пришлось идти к поставщику за новым купоном для переда, но я все же не понял, как так получилось. Ответ пришел сам собой. Тут надо кое-что пояснить.
Когда кроят детали одежды, закройщик намечает мелом места вытачек, карманов и петель. А детали складывает стопкой. И меловые линии с одной детали могут отпечататься на другой. К сожалению, я понял это только тогда, когда по этой самой причине проделал карман на спине.
Я представил себя на месте мсье Зейдмана — это было нетрудно — и, поскольку совесть не позволяла мне рассчитывать и дальше на его молчание, я решил искать место гладильщика. И уж в таком качестве, благодаря стараниям мадам Сары, попал в ателье мсье Альбера.
Что было потом, пока не вернулся Леон, вы уже знаете. «Надо смотреть правде в глаза», — сказал мне мсье Альбер во время нашего разговора на кухне. Припомнив свои успехи в разных ателье, я согласился с ним и уступил Леону его прежнее место.
Тогда же я понял еще кое-что, в чем со временем убедился окончательно: когда наступает мертвый сезон, то из всех, кто занят в пошиве женской одежды, я узнаю об этом самым первым, на своей шкуре.
Все эти истории я вам рассказываю только для того, чтобы предварить другую — ту, которую с самого начала собирался рассказать. Они как будто бы и не имеют к ней никакого отношения, но на самом деле очень даже с нею связаны. Вот послушайте.
Все началось с одного заветного желания. Точнее, с сознательного выбора, в котором оно выразилось, то есть с того, что, уезжая из Польши, мои родители выбрали своей второй родиной Францию. Выполняя это их желание, я и отправился в один прекрасный день в полицейское управление Восемнадцатого округа города Парижа (того, где я живу), чтобы теперь, после войны, подать запрос на получение французского гражданства. Будь оно у моих родителей, возможно, 16 июля 1942 года их не схватила бы вишистская полиция.
