Решил случай. К прокуратуре подкатила белая «Волга» прокурора. С приходом демократии Олег Михайлович посчитал более приличным ездить на белой машине — черные «Волги» были символом партийной номенклатуры. Увидев прокурора, не спеша вылезающего из машины, Фризе, наконец, обрел способность действовать. Он кинулся наперерез шефу:
— Олег Михайлович, мой «жигуленок» изуродовали,— он показал рукой на машину.— А мне срочно в Переделкино, позвонила вдова Маврина.
— Что?! Прокололи шины прямо перед окнами прокуратуры! — возмутился шеф.— Ну и накручу я хвоста этому Алейникову! — Алейников был начальником районного управления внутренних дел.— Обещаю тебе, Володя.
— А как с машиной? До Переделкина рукой подать.
— Бери. До Киевского вокзала,— недовольно буркнул прокурор. Он любил, когда его персональная «Волга» стояла наготове у подъезда.— Учти, на электричке быстрее. На дорогах гололед и прочее. Уж я-то знаю.
Фризе вскочил в последний вагон нарофоминской электрички за несколько секунд до отправления. Вместе с потоком пассажиров он пошел по вагонам вперед в поисках свободного места. Хмурые сосредоточенные люди плотно сидели на скамьях промороженных вагонов. Ни улыбок, ни смеха. Берта сказала бы: здесь недоброжелательная аура.
В середине состава, когда Фризе уже потерял надежду найти свободное место, его окликнули.
— Владимир Петрович! — голос был приятный и доброжелательный.
Фризе оглянулся и встретился взглядом с писателем Огородниковым.
— Приземляйтесь, мы потеснимся,— он указал на сиденье рядом с собой. Собственно говоря, тесниться там и не требовалось. Огородников, расстегнув добротную дубленку, расположился широко и вольготно. Рядом с ним на скамейке лежал портфель. На портфеле — толстая стопка типографских страниц. Кроме Германа Степановича, на краешке скамьи сидела одетая в легкое демисезонное пальто и мужскую ушанку старушка.
— Садитесь,— писатель запахнул дубленку и положил портфель на колени.
Когда Фризе сел, Огородников показал на стопку страниц: — Верстка новой книги. «На последнем дыхании». Совпис торопит. Они уверены, что книга получит колоссальный резонанс,— он пожал плечами.— Не знаю, им виднее.
Говорил Огородников громко, не стесняясь сидевших рядом пассажиров. Фризе чувствовал их настороженное любопытство и ругал себя за то, что не остался в соседнем вагоне.
— Такой безграмотный набор. Вместо того, чтобы следить за сутью, за ритмикой, я вынужден править орфографические ошибки. Кстати, как вам нравится название?
