- Совершенно с вами согласная, Агриппина Ивановна. Не жизнь, а мука! Только Туманские тут при чем?
- Все они при чем! Шманские-Туманские, мэрские, думские, московские! И ты из меня недоразвитую дурочку не делай! Развили, слава богу!
- Тогда, Глаша, чего ты ждешь? Марш-марш вперед, рабочий народ! Хочешь, я тебе красный флаг сошью с кистями! Слава богу, в зоне на машинке строчить научили. Только я тебя на штурм Бастилии одну не отпущу!
- "Бастилия?" Чего это?
- Ну пусть мэрия! Я согласная. Мы эту Щеколдиниху вверх ногами и на фонарь. Чтобы знала, падла, как Басаргиных обижать! И войдем мы с тобой в освобожденный дедов сад, попьем воды из свободного нашего колодца и водрузим над нашим бывшим домом светлое знамя труда!
- Издеваешься?!
Гаша вдруг заплакала. Голова ее тряслась.
- Лизка-а-а, Лизка-а-а! Мне ж страшно за тебя! Не твое все это... Ты ж дура полная! Бьют тебя, бьют, а тебе все мало. Отступись, а? Ну не будет тебе удачи! Ты ж не они, ты ж другая. Ведь закрутят, опять посодют, у них хитрожопости не на таких, как ты, хватит! Ты ж на край ступаешь! Мало тебе тех пуль, думаешь, на тебя не отлито? Ну не в крови, так в говне утопят! Отдай ты им все! Ему!
- Кому это?
- Да азиату этому! Думаешь, я совсем ничего не чую? Он глаз уже на все положил. Даже эта самая твоя новая подруга жизни Карловна - чухна или, может, финка? - и та не выдержала, проговорилася... Даже ей - страх!
Я в который уже раз удивилась Гаше. Что-что, а чутье на опасность именно для меня у нее было отработано, как у овчарки. И если даже Элга поджимает хвост, хотя и бодрится, то что-то про Кена я еще недопонимаю. А вслух сказала:
- Брось, Гашенька! И на него найдется намордник. Чего трухать-то? Нормальный иезуит. Это у него не отнимешь.
Гаша недоуменно поморгала, оглянулась и спросила шепотом:
- "Иезуиты" кто такие, Лизка? Иностранцы? Магометы, что ли?
Я не выдержала и расхохоталась.
- Живи как знаешь! - обиделась Гаша. - А я одно знаю: приползешь ты еще, кошка драная, до нашей Плетенихи - спасаться. А я еще подумаю: спасать ли тебя.
С тем и отбыла.
Добром этот день окончиться не мог. Так и вышло. Хотя поначалу я все относила за счет нервного перенапряга. Один Кен чего мне стоил. Меня крутило, трясло. Страшно хотелось почему-то грохнуть что-нибудь стеклянное или завыть во всю глотку.
Я плюнула на все, выпила снотворного, навалила на себя одеял и тут же провалилась в какой-то зябкий, скользкий кошмарный сон.
