Хит повысил голос, который теперь стал подобен грому: «Согласны ли вы, что не было абсолютно никаких реальных причин для убийства детей, за исключением того, что здесь речь идет о геноциде с целью уничтожения целого народа?»
Атмосфера в зале заседаний накаляется: все предчувствуют, что сейчас последуют какие-то ужасающие разоблачения. Можно заставить себя смириться с самыми злодейскими сценами, но целенаправленные убийства невинных детей глубоко ранят сердца людей и одновременно вызывают чувство недоумения. И Олендорф не разочаровывает ожидания аудитории, которая в беспомощном шоке выслушивает его холодный ответ: «Я полагаю, это легко объяснить с той точки зрения, что речь идет о достижении не временной, а постоянной безопасности. Ведь дети со временем вырастут и станут взрослыми. И поскольку они являются детьми тех, кто был уничтожен, в будущем станут представлять не меньшую опасность, чем их родители».
Хит застывает, чтобы дать возможность шоку пройти самому по себе. Затем он переходит к следующему вопросу. Однако по тому, как вытянулось его лицо, ясно, что он все еще думает о детях, которых следует убивать, чтобы, став взрослыми, они не попытались отомстить убийцам своих родителей. В этом высказывании содержится чистая логика, прямо как у Аристотеля, даже чересчур совершенная логика. Но и в ней должна где-то скрываться трещина, поэтому Хит переходит к допросу своего очаровательного, как сама смерть, обвиняемого: «Возвращаюсь к вопросу об убийствах детей во время массовых казней в России. Я полагаю, что вы все еще не ответили на мой вопрос. Какую непосредственную угрозу войскам вермахта могли нести дети возраста, скажем, менее пяти лет?»
Олендорф заявляет, что уже ответил на этот вопрос, поэтому, чтобы помочь Хиту, я суммирую все пояснения Олендорфа по этому поводу: «Свидетель заявил, что дети младше пяти, четырех, трех и так далее лет, как я понял, были убиты, потому что могли представлять собой угрозу для Германии в будущем. Таков его ответ, и он настаивает на нем».
Но Олендорф все же не был совсем бессердечным человеком. Была одна вещь, которая при массовых убийствах детей все же задевала его чувства. Некоторые из его подчиненных имели семьи и детей. У самого Олендорфа их было пятеро. Когда палачи смотрели на беспомощных малышей, в сторону которых были направлены стволы их винтовок, они часто вспоминали собственных маленьких мальчиков и девочек и иногда намеренно стреляли мимо. После этого командир команды или взвода вынужден был ходить с пистолетом или карабином и лично расстреливать плачущих малышей, извивающихся на земле. Это было совсем не по-военному. Точно так же солдаты часто стреляли мимо, когда приходилось расстреливать женщин, потому что в такие моменты они думали о своих женах, дочерях, сестрах и матерях, находившихся где-то далеко.
