Гидерианин сплюнул. Выбирать не приходилось. Как бы то ни было, но и Сидерим, и Гидер — всего лишь два крохотных города-королевства на отшибе мира. А миром правит как раз империя, и вступить с ней в войну — подписать смертный приговор своей стране. Без шансов.
— Похоже, выбор у меня небольшой. От таких предложений ведь не отказываются? — сидеримец немного пришел в себя или, скорей, попросту выключил лишние чувства и эмоции, оставив голый разум. Потом он многократно будет проживать этот сумасшедший день. Но сейчас он пристально всматривался в жреца, и если бы тот обратил внимание, то наверняка бы смог заметить, как лихорадочно работает мысль того, кого только что назвали Садаром.
На подходах к Сидериму отряд Садара и Сейдар столкнулся с неприятелем и принял бой. Увидев, как пал брат, разъяренная принцесса взмахом меча срубила мешающую косу и смела отряд врага, возглавив контратаку.
— Вот ты и стала мной, — Садар слабой рукой провёл по остриженным волосам сестры.
Воины молчали, глядя, как скорбящая принцесса опоясалась мечом брата и подняла его стяг, склонив голову у погребального костра. Она уже знала: на Сидерим напали. Нужно торопиться. Не довезти ей тело до родительского дворца, спасти бы сам дворец и короля, и братьев. Она летела в ночь. Она спешила.
— Ваше высочество…
В глазах врагов она стала принцем. Конечно, любой из отряда или придворных вмиг бы распознал в яростном воине принцессу: она и ростом ниже Садара, да и в плечах поуже, но больше некому сказать о том, что Сейдар заняла место брата. Не стремилась, всего лишь взяла его меч и стяг в знак памяти и скорби. И жрец обратился к ней, посчитав мужчиной. Не узнал в неистовом воителе девушку, разумно предположив, что видит перед собой младшего из принцев. Никто не спросит, куда исчезла принцесса, скорее всего, погибла вместе со всем семейством. Остался только принц Садар. Сейдар прекрасно понимала: оставаясь собой, не сможет возродить королевство, не сможет наказать виновных. А ей этого хотелось, зов крови гордого народа стучал в висках, жег сердце. Но… слишком быстро найдётся тот, кто возьмёт наследную принцессу в жены, тем самым присвоив земли Сидерима. Её и спрашивать-то не особо будут, положение не то. И лишь когда Кирит назвал её Садаром, — увидела путь, по которому пойдёт. И всё равно, какой ценой. Не ей в свои двадцать пять сожалеть о том, что не будет семьи и мужа, не будет у неё детей. Она отреклась от себя — женщины, положив все желания на алтарь восстановления государства. Какая разница, чем ей ещё придется заплатить за это? Проклятие неприкасаемых? Не страшно. Теперь она одна за всех. Теперь она — наследник Сидерима, будущий король. А короли не умеют сожалеть о потерянных желаниях, скорбеть о несбывшихся девичьих мечтах.
