Это была зебра. Набитая дребеденью зебра, которую прислали Зое ее бабушка и дедушка по линии Дэна, возможно, сами набитые подобной же мурой, во всяком случае, мне они показались набивными игрушками во время нашей с Дэном встречи с ними в Сиэтле. Зебру я не очень любил, поскольку видел в ней соперницу, Зоя же ее обожала. Откровенно говоря, я удивился, обнаружив ее в нашем доме, поскольку Зоя любила зебру больше остальных игрушек, возила по дому в маленькой коляске и даже клала на ночь с собой в кровать. Она играла с зеброй так часто, что на ее меховой шкуре, чуть пониже головы, образовались небольшие потертости. Я поразился, найдя ее в комнате. По-моему, Ева непременно должна была затолкать ее в сумку, но, подозреваю, либо разволновалась, либо боль была нестерпимой, и она попросту забыла о зебре.
Теперь ожившая зебра не проронила ни слова, а, завидев меня, пустилась в пляс. Исполнила судорожный непристойный танец, завершившийся тем, что она начала тыкать своим кастрированным пахом в личико невинной Барби. Я разозлился и зарычал на приставучую хулиганку зебру, а она в ответ лишь усмехнулась и продолжила свои порочные действия, на этот раз с лягушкой. Голозадая зебра оседлала беззащитное животное и ездила на ней, высоко задирая копыта, как ковбой на мустанге, истошно выкрикивая: «Йо-хо! Йо-хо-хо!»
Угрожающе рыча, я начал осторожно подкрадываться к ублюдочной зебре, унижающей достоинство Зоиных игрушек. В конце концов у меня не хватило сил терпеть ее выходки. Я оскалился, и двинулся на зебру, собираясь раз и навсегда покончить с ее диким издевательством. Однако прежде чем я успел впиться клыками в чокнувшуюся зебру, она закончила свой глумливый танец и встала передо мной на задние ноги. Затем положила передние копыта себе на живот и разорвала себя по шву! Раздался треск материи, зебра запустила копыта внутрь себя и принялась доставать из своего живота набивку. Она продолжала выгребать собственные внутренности до тех пор, пока вся ее кровь вместе с ее внутренними демонами не оказались на полу, после чего, превратившись в жалкую тряпку, упала рядом. Внутренности ее бились, словно вырванное из груди сердце, постепенно затихая, и наконец замерли.
Шокированный случившимся, я вышел из Зоиной комнаты в надежде, что увиденное — плод моего воображения, наваждение, вызванное нехваткой глюкозы в крови, хотя в душе подозревал — никакое это не наваждение, а правда. Еще я чувствовал, что произошло ужасное.
