Взглянув на меня, он выжидательно поднял бровь.
— Спасибо, Джек, — сказала я мягко, напряжение в моей груди уменьшилось. — Думаешь, он внял твоим словам?
— Он внял. — Джек приблизился ко мне, опустился на корточки, так как я сидела на диване, и заглянул мне в лицо. — Все будет прекрасно, — прошептал он. — Ты не потратишь ни минуты, беспокоясь об этом.
— Хорошо. — Я потянулась и погладила его темные волосы. Я чувствовала странную робость, когда спросила, — Хочешь провести ночь со мной, или ты лучше…
— Да.
Кривая усмешка появилась на моем лице:
— Тебе не нужно немного времени, чтобы подумать об этом?
— Хорошо. — Он задумчиво щурился, как будто обдумывал это, и через долю секунды, произнес, — Да…
Каждую ночь и все уикенды следующего месяца мы проводили вместе, и, тем не менее, казалось, что я никогда не смогу наглядеться на Джека.
Были моменты, когда я едва узнавала себя, когда смеялась и играла, как ребенок, которым никогда не была.
Однажды мы пошли в дешевый бар в придорожной закусочной, где Джек затащил меня на деревянную танцплощадку, липкую, с остатками пива и текилы, и преподал мне урок тустепа.
В другой день мы пошли в крытый сад бабочек, где позволяли сотням ярких крылышек порхать вокруг нас как конфетти.
— Она приняла тебя за цветок, — прошептал мне на ухо Джек, когда одна из бабочек села мне на плечо.
Еще он повел нас с Люком на ярмарку искусства и цветов, где купил мне огромную корзину с мылом ручной работы и два ведра спелых, тающих во рту, фредериксбергских персиков. Мы завезли одно из ведер в дом его отца и пробыли там приблизительно час, выйдя с ним на задний двор, чтобы посмотреть лужайку для гольфа, которую только что установили.
Узнав, что я никогда не играла в гольф, Черчилль вызвался дать мне импровизированный урок паттинга — упрощенного вида игры в гольф на небольшой лужайке, возразив на мое нежелание обзаводиться новым хобби, в котором я полный профан:
— Дорогая, гольф — одна из двух вещей в жизни, которой ты можешь наслаждаться, даже будучи профаном.
Не дожидаясь моего вопроса, какая же вторая вещь, Джек со стоном покачал головой и увел меня оттуда, но не раньше, чем отец заставил его пообещать привести меня снова.
Были и изысканные вечера, когда Джек и я посетили благотворительный прием в честь Хьюстонского симфонического оркестра, или когда ходили на открытие художественной галереи, или обедали в «световом» ресторане, расположенном в отремонтированной церкви 20-ых годов. Меня веселила и в тоже время раздражала реакция других женщин на Джека, то, как они трепетали и флиртовали. Он был учтив, но сдержан, что, казалось, только обнадеживало их. И я поняла, что Джек не был единственным, кто имел собственнические наклонности.
