— И что вы предлагаете?
— Не мог бы кто-то подвезти меня к отелю? Я хочу поработать сегодня над текстом.
Она выдохнула дым через нос и пристально посмотрела на меня.
— Вы не планируете забрать с собой рукопись?
— Конечно, нет!
Когда я обманываю, мой голос всегда поднимается на октаву выше. Я не мог бы стать политиком, потому что говорил бы тогда, как Дональд Дак.
— Мне нужно обработать текст, который мы сегодня записали.
— Надеюсь, вы понимаете, насколько все это становится серьезным?
— Да, понимаю. Если хотите, можете проверить мой ноутбук.
Она выдержала паузу — достаточно долгую, чтобы выразить свою подозрительность.
— Хорошо. Я верю вам.
Амелия бросила дымящуюся сигарету на дорожку, деликатно загасила ее кончиком туфли, затем наклонилась и подобрала окурок. Я представил себе, как в школьные годы она сходным образом убирала улики — популярная девушка, которую никогда не ловили за курением.
— Собирайте свои вещи. Я скажу парням из охраны, чтобы кто-то из них отвез вас в Эдгартаун.
Мы вернулись в дом и расстались в коридоре. Она вошла в комнату, из которой доносились телефонные звонки. Я поднялся по лестнице и, подойдя к двери кабинета, услышал ссору между Адамом и Рут. Их голоса были приглушенными. Я разобрал только конец ее последней фразы: «…проводя здесь остаток моей проклятой жизни!» Дверь была приоткрыта. Я не знал, что делать. Мне не хотелось мешать им, но, с другой стороны, я не мог оставаться здесь, рискуя быть заподозренным в подслушивании чужих разговоров.
Я тихо постучал и после паузы услышал, как Лэнг произнес:
— Войдите.
Он сидел за столом. Его жена находилась в другом конце комнаты. Они оба тяжело дышали. Вероятно, у них произошла серьезная размолвка. Давно сдерживаемый гнев прорвался извержением семейного вулкана. Теперь мне было ясно, почему Амелия выбежала из дома и закурила сигарету.
— Извините, что помешал, — сказал я и указал рукой на мои вещи. — Вы не против, если я заберу тут кое-что…
— Да, конечно, — ответил Лэнг.
— Пойду позвоню детям, — со злостью проворчала Рут. — Если ты еще не сделал этого.
Лэнг смотрел не на нее, а на меня. И ох какие слои смысла читались в его тусклых глазах! Он как бы приглашал меня увидеть, что стало с ним — лишенным власти, поруганным врагами, гонимым, тоскующим по родине, пойманным в ловушку между женой и любовницей. Об этом кратком взгляде можно было написать сотни страниц и все-таки не исчерпать его до дна.
— Прошу прощения, — сказала Рут и быстро направилась к выходу.
