Через четверть часа оба уже смакуют кофе по-бедуински в кабинете. Аромат кардамона и арабески вишневого дыма от Мартиновой трубки создают ленивую атмосферу сераля. Вдумчивый кейф[3] прерывается долгим звонком в дверь. Чувствуется, что рука звонящего тяжела.
— Беэр пришел, — невозмутимо констатирует Шоно. — Впустим?
— Так ведь дверь сломает. — Мартин с сожалением отставляет тонкую чашку и встает. — Вот, уже начал.
Звонок и впрямь сменяется полицейским стуком. Мартин спешит отщелкнуть замок, и в дверном проеме показывается человек величиной с дверь. У него разбойничье лицо — черная борода, низкий лоб с выпуклыми надбровьями, одно из которых пересекает старый кривой шрам, умные и лукавые обезьяньи глаза и совершенно не вяжущиеся с такой брутальной внешностью светлый шикарный костюм в микроскопическую полоску и светлая же фетровая шляпа итальянского фасона. В ярком шелковом галстуке бриллиантовый зажим. Левая рука Беэра небрежно забинтована. Он нежно обнимает Мартина, потом отстраняет от себя и рассматривает.
— Ты спал? Я уже отчаялся и почти ушел! — говорит он по-английски.
— Твой прощальный стук вырвал нас с Шоно из нирваны. Мы курили опиум.
— А, этот старый мухомор уже тут? Кстати, я рассказывал тебе, как разломал опиумокурильню в Сингапуре?
— Рассказывал, и не раз. Проходи, пожалуйста!
— Подожди, я должен как следует поздороваться с Докхи! — Беэр сграбастывает пса в охапку, прижимает к груди и трется щекой об его складчатую морду. — Кто мой любимый песик? По кому я так скучал? — Продолжая сюсюкать и тискать в объятиях пятипудового кобеля, гость перемещается в кабинет. — Здравствуй, Зеэв![4] — по-немецки приветствует он Шоно.
— Здравствуй, Баабгай![5] — отвечает тот и, окинув Беэра критическим взглядом, заявляет: — Ты теперь говоришь с американским акцентом и одеваешься как сутенер из Шикаго.
— Зато ты по-прежнему говоришь с китайским, а в своем героке[6] выглядишь промотавшимся гробовщиком из Моравии, — парирует Беэр и добавляет, усаживаясь в кресло и спуская собаку на пол: — А сутенер лучше гробовщика.
— Это почему еще? — интересуется Мартин.
— Потому что он наживается на радостях жизни!
— Ты вчера хорошо порезвился? — спрашивает Шоно.
— Какое там! Представляешь, меня пытались вышвырнуть из пивной!
— Кто были эти безумцы?
— Какие-то ублюдки, услышав мой акцент, завели «Gott strafe England»,[7] а когда я потребовал от них извинений, набросились на меня вшестером. Или всемером — мне все никак не удавалось их пересчитать они слишком мельтешили.
