— Струсил парень. Не враг он советской власти, Родине. Однако сурово с ним обошлись.
— Ребята, на войне иначе нельзя. Он не захочет идти в бой, другой не захочет. Что же получится? Кому воевать? Такое нужно сурово наказывать. На то и трибунал существует в военное время.
— Тут так. Пойдешь в атаку — враг убьет, не пойдешь — свои убьют. Эх да ох! — вздохнул кто-то тяжело.
Воскресенье, 23 августа 1943 г. Начало варварской бомбардировки Сталинграда.
Ранним утром, еще до завтрака, в который уже раз облетела наше расположение «рама». И вскоре после ухода этого предвестника беды услышали рев входивших в пике вражеских бомбардировщиков. Посыпались бомбы. Многих опрокинула взрывная волна, обсыпало комьями земли, щебенкой, вырвало с корнем дерево, сорвало часть крыши в одной из кошар. Затем дошел затихающий прерывистый гул и увидели уходившие вражеские бомбардировщики. Я находился возле мастерских. Тряхануло взрывной волной и меня. Запоздало прильнул к земле, как и другие товарищи. Как-то стало очень тихо вокруг. Вражеские самолеты не возвращались, но мы оторваться от земли не могли.
Опомнился первым кто-то из наряда. Раздалась недоуменная, запоздалая команда:
— Всем в траншеи! Работу прекратить, всем в траншеи!
Вдруг услышали крики:
— Доктора сюда, доктора!
Сквозь шум в голове стало доходить, что зовут меня, что появилась работа. С трудом приподнялся, стряхнул комья земли — в тебе нуждаются, надо действовать!
Я побежал к автомашине, где находилось мое санитарное имущество. Навстречу мчался повар Харитонов.
— Товарищ военфельдшер! Там побиты люди. В домик как ахнуло, в мазанку, где бочки с соляркой. Меня шугануло от кухни — кувырком летел! А мазанку завалило. Может, и там кто есть, а хлопцев так и скосило. Наповал, — причитал он, следуя за мной.
— Успокойтесь. Бегите за мной.
Пострадавших сносили в одно место. За полуразвалившейся мазанкой уже лежало два человека и один сидел, спиной упираясь в дерево. Правой рукой прикрыл он окровавленное левое плечо.
Он кричал:
— Доктор, перевяжи, кровь вся вытекет, смотри! — И показывал окровавленную руку.
— Там еще один лежит, изорванный весь, — указывали мне в сторону кошары.
— Берите носилки и несите сюда, — распорядился я и пошел к лежавшим на траве. Сильно завыл сидящий у дерева раненный в плечо, увидев, что я пошел к другим:
— Меня чего обошел? Погибну же, доктор. Перевяжи мне руку. Прошу тебя, доктор, миленький!
— Спокойно подождите, все сделаю, — и пошел к лежачим раненым. Они не кричали. Один тихо стонал, другой молчал, но дыхание было со свистом, покашливал, изо рта шла кровянистая пена. Присел к нему, разрезал садовым ножом гимнастерку вместе с нательной рубашкой. Справа под мышкой зияла глубокая рана, в которую засасывался при каждом вдохе наружный воздух с хлюпающим звуком. У раненого проникающее осколочное ранение грудной клетки. Тело залито кровью и загрязнено землей.
