Руки быстро заморгал, видимо делая какие-то подсчеты, потом кивнул:
— Ладно.
После этого они начали тихо что-то обсуждать. Они долго торговались, хмуря брови, рисуя пальцами кольца и линии, крутя головами. Наконец мужчина хлопнул в ладоши, Руки слегка склонил голову набок и умолк — стало ясно, что они, скорее всего, договорились.
Руки схватил меня. И хотя я никакой работы не сделал, вынул из кармана мешочек гороха и насыпал полную кормушку.
— Давай ешь, — сказал он ужасно ласковым голосом.
— Грустно? — спросил сзади мужчина.
— Что же тут удивительного, — раздраженно ответил Руки.
Как обычно, меня посадили в коробку. Но пошли со мной не в балаган. Я оказался в пропахшей лекарствами комнате огромного темного дома. Меня положили на спину, выщипали на груди перья и разрезали острым скальпелем. Потом вынули из меня внутренности и, будто сняли рубаху, оставили одну шкурку. Внутренности положили в котелок, сварили и съели. Шкурку набили, укрепили проволочным скелетом, и я стал чучелом.
После этого меня снова положили в ящик и отнесли в мастерскую того самого мужчины. Он поставил меня на помост для моделей, расправил крылья, изменил положение головы. Я уже как таковой перестал существовать. Глядя на меня, мужчина мял и резал глину.
Со стороны могло показаться, что случившееся не представляло для меня ничего особенного. Но то огромное заблуждение. Оставлю в стороне то, что меня лишили жизни, — это дело обычное, произошло иное: я превращался в некое совершенное тело, мало того — превращался в идею. Руками мужчины я формировался как идея. Так что, разве казавшееся со стороны не было огромным заблуждением? Будучи всего лишь интегральной ценностью чувств, я трансформировался в интегральную ценность смысла.
Завершение этой трансформации произошло в один летний день, когда из-за недостаточно хорошо проведенной асептики, что было вызвано поспешностью, моя шкурка стала изнутри разрушаться и пожираться червями. Меня бросили в кухонный очаг и сожгли, но зато руками мужчины я был превращен в скульптуру голубя. И неожиданно для себя понял глубокий смысл происшедшего.
Теперь я скульптура Голубя Мира. Я обладаю четко определенным смыслом, представляю собой сам этот смысл, однако не могу быть просто самим собой. Короче говоря, я могу существовать только благодаря действиям поддерживающих меня людей. Все это привело к тому, что я был установлен на перекрестке. Это был перекресток политической динамики.
