Ага! Вот они, русские, как на ладони, и маскхалаты не скрывают их — слишком близко. Даю целеуказание наводчику, кричу:
— Осколочным заряжай!
Дожидаюсь доклада заряжающего и командую:
— Огонь!
Танк вздрагивает, грохот выстрела бьет по ушам, башня наполняется пороховыми газами.
— Недолет сто метров! — командую я. — Осколочным заряжай!
Мы выпускаем четыре снаряда, последний выстрел получается снайперским. Когда рассеивается маленькая снежная буря, поднятая взрывом, мое сердце замирает от счастья — снег густо окрашен кровью, три грязно-белые фигуры бегут прочь, в каждом их движении читается паника.
— Пулемет! — кричу я.
Длинная очередь срезает трусов, как спелые колосья. Всех уложили? Нет, не всех!
— Осколочным заряжай!
Еще четыре снаряда. А потом мир вздрагивает, я проваливаюсь в люк и приземляюсь на сиденье. Над головой что-то свистит, по броне бьют осколки и комья мерзлой земли. Я пригибаюсь, убираю голову из командирской башенки — она звенит и вибрирует, как колокол.
— Сто пятьдесят два миллиметра, — говорит Пауль.
Я киваю и снова вздрагиваю вместе с танком, на этот раз слабее — второй снаряд ложится дальше. Очевидно, русские еще не пристрелялись. Это исправимо, к сожалению.
Третий снаряд ложится совсем рядом. Уши закладывает, на броню обрушивается целый ливень снега, земли и металла, один осколок ударяет в командирскую башенку прямо напротив моей головы, звонко рикошетит, правое ухо перестает слышать. Машина подпрыгивает и слегка накреняется. Попробуем управлять боем изнутри, через штатные приборы наблюдения. Черт возьми! Передний триплекс поврежден осколком, не видно почти ничего.
— Может, позицию сменим? — спрашивает Михель.
Обращение «герр оберлейтенант» он не употребляет, в бою все разговоры ведутся без чинов.
Я размышляю над вопросом всего пару секунд. Мой ответ лаконичен:
— Нет.
Окоп у нас, конечно, дрянной, но лучше такой, чем никакого. Если бы хватило времени и сил отрыть запасную позицию… Да и не спасет никакой окоп от прямого попадания пятидесяти килограммов металла и взрывчатки, при таком весе снаряда уже не очень важно, бронебойный он или нет. Особенно если ударит сверху, где броня совсем тонкая.
Нет, так координировать огонь решительно невозможно. Сколько ни напрягай зрение, видишь только дым, да еще снег и земляную пыль, поднятые взрывом. Я принимаю решение:
— Осколочным заряжай! Неприцельно огонь!
Пауль выпускает в белый свет четыре снаряда и подкрепляет впечатление длинной пулеметной очередью. Пусть русские думают, что мы что-то видим. Пусть боятся.
