— Ой-ой, — испугалась моя мама, услышав про это.
Когда у Лены в прошлый раз было сотрясение мозгов и ей прописали покой, все в Щепки-Матильды чуть с ума не посходили. Лена не умеет быть в покое, у нее нет к этому таланта.
Теперь она стояла на самом краю мола, как маленькая статуэтка, и ждала, пока мы вернемся из моря — дед и я.
— Рыбалка! Рыбалка! Фу какие! — сказала она ворчливо, когда наша лодка ткнулась в мол. Она была ужасно сердита на нас и на свое сотрясение, даже вокруг стало темно и мрачно.
Бедная Лена. Мне захотелось сказать ей что-нибудь в утешение, и я признался, что во мне нет пиратской крови, что это все Мина насочиняла.
— Значит, меня напрасно разбивали! — завопила Лена и топнула ногой так, что камешки полетели во все стороны.
Выяснилось, что Лена злится не только из-за своего сотрясения. Она получила по почте кое-что неприятное.
— Погляди сам, — сказала она и ткнула деда в живот брошюркой. — Человек болен, он идет за почтой и надеется найти там открытку или что-нибудь хорошее, чтобы утешиться и взбодриться, а там лежит страшно сказать что. Как можно ходить и рассовывать по ящикам вот такое?
Я взглянул на заглавие. «Поздравляем с началом школьного года!» — было написано на брошюре. Лена обожает летние каникулы. А школу она совсем не любит.
— Раз так, — сказала она, — я лично впадаю в спячку до следующего лета.
Ой, бедная! Нам было ее очень жалко. И всю дорогу до дома мы шли молча.
— Везет тебе, ты в школу не ходишь, — буркнула Лена деду, когда мы подошли к дому со стороны балкона. Дед снял деревянные башмаки и открыл свою дверь. Ему просто свински повезло, что он не школьник, подтвердил он. И был во всем заодно с Леной. И чтобы поднять нам настроение, даже сказал, что может напечь вафель.
— Хотя знаете что, лучше угощу-ка я вас свежей рыбой с молодой картошкой, — быстро передумал он.
— Ну вот, конечно, — безжалостно сказала Лена, переполненная своими мучениями, — вафли-то ты печь не умеешь. А жалко.
— На самом деле наша бухта не называется Щепки-Матильды, — рассказал дед, готовя еду. — Все просто зовут ее так, потому что в свое время здесь жила одна женщина по имени Матильда. Ее покойного мужа звали Щепка, у них было четырнадцать детей, и всех их тоже звали щепки, Щепки Матильды, как меня зовут Уттергордов Ларе.
— И постепенно бухту назвали Щепки-Матильды? — спросил я.
Дед кивнул.
— В это даже не поиграешь, — протянул я почти разочарованно.
— Не поиграешь, слава богу! — встряла Лена.
