— Сэр Джеймс.
— В заключение отмечу, что у меня имеется еще и негласная обязанность, состоящая в том, чтобы отнять у двора Филиппа Четвертого как можно больше богатств. Эту цель его величество тоже считает достойной — частным образом, разумеется. Особенно потому, что значительная часть золота, не попавшего в Кадис, объявляется в Лондоне. Поэтому каперство открыто поощряется. Но никак не пиратство, мистер Хэклетт. Это не придирка к словам.
— Но, сэр Джеймс.
— Трудности колонии обсуждению не подлежат, — отрезал Элмонт, снова сел за стол и вернул ногу на подушку. — Вы можете на досуге поразмыслить над тем, что я вам рассказал. Не забудьте, что я говорю, опираясь на опыт, который нельзя не учитывать. Я приглашаю вас отужинать сегодня со мною, вместе с капитаном Мортоном. Ну а пока что у вас достаточно своих хлопот. Я знаю, что вам ведь надо устроиться в новом жилище.
Беседа явно подошла к концу. Хэклетт с женой встали. Секретарь холодно поклонился.
— Всего хорошего, сэр Джеймс.
— Всего хорошего, мистер и миссис Хэклетт.
Супруги отбыли. Помощник губернатора закрыл за ними дверь. Элмонт потер глаза.
— Боже милостивый, — только и сказал он, покачав головой.
— Не желаете ли отдохнуть, ваше превосходительство? — спросил Джон.
— Желаю, — отозвался Элмонт.
Он встал из-за стола и отправился в свои покои.
По пути, проходя мимо одной из комнат, Элмонт услышал плеск воды, женское хихиканье и вопросительно взглянул на Джона.
— Они моют ту вашу служанку, — пояснил тот.
— А-а.
— Вы желаете осмотреть ее попозже?
— Да, именно так, — согласился Элмонт и посмотрел на Джона с мимолетным удивлением.
Обвинение в колдовстве явно пугало шотландца. Губернатор подумал, что страхи простонародья столь же крепки, сколь и глупы.
Энни Шарп нежилась в теплой воде ванны и слушала болтовню дородной негритянки, сновавшей по комнате. Энни едва-едва разбирала речь толстухи. Та вроде как говорила по-английски, но ее мелодичный странный выговор звучал очень непривычно. Она вещала что-то насчет того, что губернатор Элмонт — очень добрый человек. Но Энни Шарп не волновалась по этому поводу. Она еще в нежном возрасте научилась обращаться с мужчинами.
Девушка закрыла глаза, и певучая речь негритянки сменилась в ее сознании звоном церковных колоколов. В Лондоне Энни начала ненавидеть этот монотонный, непрестанный звук.
Она была младшей из трех детей в семье, дочерью отставного матроса из Уоппинга, занявшегося изготовлением парусов. Когда в канун рождественских праздников разразилась чума, двое старших братьев Энни пошли работать сторожами. Обязанности парней заключались в том, чтобы стоять у дверей домов, куда проникла болезнь, и следить, чтобы их обитатели не выходили наружу ни по какой причине. Энни работала сиделкой в нескольких богатых семействах.
